Смотрящие вперед

Фома рос мрачным, драчливым, задиристым, никто его не любил в посёлке, кроме меня да Ивана Матвеича. Мне кажется, в отношениях отца и сына не хватало теплоты. Скрытные были оба.

Все парни в посёлке боялись и слушались Фому, но друга у него не было.

И вот этот самый Фома не надумал ничего лучшего, как влюбиться в четырнадцатилетнюю девчонку — мою сестру Лизу.

— Я буду ждать, когда ты вырастешь, и тогда на тебе женюсь, — объявил он ей, — буду верен тебе до тех пор... Впрочем, ты в этом ещё ничего не понимаешь. В общем, буду тебя ждать.

— Ты дурак! — сказала Лиза, густо покраснев. — Я никогда не выйду замуж — ещё чего.

Фома только ухмыльнулся.

— Так я буду ждать, — повторил он как угрозу. Когда отец узнал об этом сватовстве, он просто из себя вышел. Нажаловался Ивану Матвеичу, но тот неожиданно принял сторону Фомы.

— Лучшей жены я бы ему не желал, — возразил он, — лет через пяток...

Отец чуть не задохнулся от гнева. Только пожалев Ивана Матвеича, не высказал он своего мнения о Фоме. Но старый лоцман понял и насупился — холодок с тех пор пробежал между давнишними друзьями. Это было года два назад.

И вот, прослышав, что у нас поселился молодой учёный из Москвы, этот чудак Фома возревновал.

Подождав, когда отец ушёл на трассу, он явился к нам и потребовал, чтоб Мальшет стал драться с ним на кулаках.

Мы с Лизой просто обомлели. Мальшет с весёлым изумлением разглядывал неожиданного противника. Он уже слышал о нём от меня, хотя Лиза и запретила рассказывать: она стеснялась.

Мы все четверо стояли на устланном камнем дворе маяка. Ветер трепал белье, сушившееся на верёвке, протянутой через двор. Половина двора была в тени от башни, половина залита слепящим солнцем. Огромные, как горы, кучевые облака белели на голубом небе.

— Фома, уходи, как не стыдно! — звонко крикнула Лизонька.

Фома только сжал огромные кулаки и наклонил голову, словно собираясь бодаться.

— Это профессор, он проект пишет, — увещевала его Лиза (второпях произвела Мальшета в профессора!). — Понимаешь, он просто профессор!

— Ничего ему не сделается, если я его разок поколочу! — возразил Фома уже более миролюбиво.

Он именно так и понял Лизу, как она хотела, то есть что Филипп Михайлович не жених, а «просто профессор». Но от желания «задать ему взбучку» он уже не мог отступиться.

К великому моему восторгу, Мальшет не стал отнекиваться, а деловито и спокойно снял пиджак, с улыбкой бросив его мне. Я подхватил пиджак на лету.

— Вот что, дорогой товарищ, — сказал он просто Фоме, — эта... гм... девушка не желает иметь с тобою никакого дела. Поэтому ходить сюда тебе незачем. Так я

говорю, Лиза?

— Так. — Лиза торопливо закивала головой, раскрасневшись от удовольствия, что её назвали девушкой: все считали её девчонкой, кроме разве Фомы.

В ответ раздалась брань, и Фома, как буйволёнок, налетел на океанолога. Мы с сестрой невольно попятились назад. Но Мальшет уже приготовился, и Фома наскочил на два небольших, но жёстких, как железо, кулака. Парень опять выругался и стал по-медвежьи ходить вокруг Мальшета. Раза два ему удалось нанести учёному меткие удары под одним и другим глазом, на что он был большой мастер. Лиза смотрела на дерущихся серьёзно и огорчённо. Я же был в восхищении. Оба дрались весело, с явным удовольствием, даже подшучивая друг над другом. Настроение у Фомы заметно повысилось, драка была его стихия, призвание. На стороне рыбака были ловкость, сила, азарт —то, что в спортивном мире называется хорошей реакцией, — уменье защищаться мгновенными, почти инстинктивными уходами и уклонами.

Но Мальшет отнюдь не робел перед своим мощным противником. Удары его сыпались с молниеносной быстротой, сливаясь в один ритм, как пулемётная очередь. Ростом он был несколько выше Фомы и умело пользовался этим преимуществом, прибегая к длинным прямым ударам, как бы держа Фому на расстоянии. Фома двигался тяжеловато, неуклюже, тогда как Мальшет как бы скользил, словно на коньках по льду, — взад и вперёд: шаг, требующий упорной тренировки, как я узнал потом.

Поняв, что противник серьёзен, Фома стал осторожнее. В то же время его сердило, что удары, которые он обрушивал на учёного, большей частью не доходили до цели, и он только бил воздух. Мальшет был словно неуязвим. Стройный, крепкий, лёгкий в движениях, он совсем не горячился, а настойчиво, словно по заранее задуманному плану, начинал оттеснять Фому в глубину двора.

Я замер, притаив дыхание, едва успевая следить за стремительными движениями боксёров. Странно, но почему-то мне очень не хотелось тогда, чтоб Фома был побеждён, я сам не знал почему. Какое-то смутное чувство справедливости: на долю Филиппа Мальшета и так было отпущено много. В этот момент Филипп получил такой сокрушительный удар сбоку, что отлетел назад, зашатался и повис на бельевой верёвке, ухватившись за неё обеими руками, как на ринге...

Лиза метнулась вдруг к сараю и стала изо всей силы бить чем-то по ведру.

— Гонг! — закричала она. — Раунд кончился.

Когда я вновь посмотрел на. Мальшета, он лежал на земле, а Фома помогал ему подняться.