Смотрящий по неволе

Они поднялись по ступенькам, отмаксали несколько шагов по коридору. В зал переть не стали, а остались в коридорном мраке, чуть толкнув дверь, чтоб было видно.

Банкет катился к логическому финалу. Несколько столов было сдвинуто в линию и застелено накрахмаленными скатертями, лишние столы задвинули под стены. На скатертях вываливалась из больших и малых блюд различная жратва. Голубцы, севрюга и полные лохани икры. Маяками в море хавки стояли бутылки. За столами терлась навезенная американцем Смитом кодла обслуги: клерки, секретарши, биржевые аналитики.

Несколько пар изображало танец в стиле интим вдоль подоконников. А худая, как раскладушка, переводчица делала стриптиз прямо на столе. Благо – переводить уже было не надо – вокруг дрыхли фейсами об тейбл в салатах.

Виталий Ефремович устроил этот бардак со спаиванием американской шелупони ради маленькой-маленькой выгоды. Лапчатый, пригласивший в свой загородный дом мистера Смита и не пригласивший Ефремыча может трындеть о чем угодно, но дальше трындежа без продвинутых по юридическим тонкостям замов дело не двинется. Забоятся подвоха друг от дружки неграмотные в русских законодательных крючкотворствах стороны.

Директор брокерской конторы Виталий Ефремович с Гусем Лапчатым, как закаленные, еще относительно держались. О чем-то спорили за столом, размахивая перемазанными икрой пальцами.

Сергей покумекал, и понял, почему банкет справляется почти подпольно. Потому что в «Пальмире» нельзя, там траур. А другого приличного кабака в Виршах нету. Не в привокзальный же шалман мистеров волочить, пусть они и всего лиш заокеанские шавки? Только вот было непонятно Шраму, на кой вообще банкет затевать? Умаслить шавок? Чушь – гораздо умнее и заворотливее основной враг Шрама Виталий Е-хренович.

Внезапно дверь отъехала в сторону ночных гостей. В сумрак из зала ввинтилась рожа другого вертухая; другого, но не менее накачанного. Шрамов собрался бить под дых. Но ввинтившийся, не присмотревшись, спросил:

– Закурить есть?

Шрамов протянул «Кэмэл» без фильтра. Вохровец выудил сигарету на ощупь, ослепил себя огнем зажигалки:

– Во, блин, жируют! – неласково отозвался он о своих работодателях.

– Беспредел, – нейтрально поддакнул Сергей придавленным, чтоб непонятно кто, голосом и потянул готового тут же вступить в диспут профсоюзника за рукав на выход, – Можно было бы конечно с пулеметом вернуться, но это не наш метод, – загадочно высказался Сергей на улице, переступая через еще не оклемавшегося первого стража.

– Нет, ну как у себя дома! – кусал губы профсоюз, от растерянности спотыкаясь об рельсы... Выбираясь из мусорной кучи... Чуть не угодив в канаву.

– А ты знаешь, я кажется кое-что намозговал – еще не как победить их навсегда, но как обломатьих хотя бы на завтра, – сообщил Сергей Андрею, когда они вернулись в родной кабинет и стали укладываться. Шрамов – на составленных в ряд жестких стульях, Андрей – на застеленном копиями документов жестком столе.

– Что!? – взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.

– Завтра увидишь, – по привычке не стал раскрывать планы Сергей, – Ложись, утро вечера мудренее.

Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз – пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играло. Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.

Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как попытаться расслабиться. Бюст Ленина страшно мешал, но тем не менее профсоюзный лидер довольно быстро захрапел. А Шрамов, дождавшись богатырского храпа, тишком сполз со стульев и на носках выбрался в коридор. Ему нужен был такой телефон, который врядли прослушивали бы. То есть годился любой аппарат в любой комнате этого здания, кроме телефона из кабинета профсоюзного председателя.

Утром же, когда Андрей Юрьевич размежил веки, он первым делом увидел окаянный бюстик. Вторым делом – не обнаружил Сергея на стульях. Ополоснув сплющенную физиономию в туалетном рукомойнике, Андрей Юрьевич впопыхах запер родные пенаты и поспешил наружу из здания.

Что-то было снаружи не так. И даже не при чем здесь, что из всех радиоточек над крышами цехов и терминалов неслось запиленное до скрипа иглой клубной вертушки:

...Но что ни говори, жениться по любвиНе может ни один, ни один король!

Не в этом дело. Во-первых, по территории пролетариат перемещался, но не так, как в обыкновенный рабочий день. Не – кому куда надо, а все в одном направлении. Во-вторых, пролетариат перемещался, шурша не промасленными спецовками. Народ был прилично и даже местами празднично одет. В-третьих... Как же Андрюха сразу не въехал!? В-третьих, комбинат стоял. Не так, как обычно: кто-то простаивает, а кто-то вкалывает. Комбинат стоял до последнего шланга.