Смотрящий вниз

Поучительная история короля Лира, изложенная английским трагиком в назидание потомству, ничему хорошему это самое потомство не научила. Из века в век потомство совершает все те же ошибки, и «сладок нам лишь узнаванья миг». Забвение – вот в чем все дело, клянусь водами Стикса и Леты. Спросите хоть у лодочника. В одну реку люди входят не дважды, но снова и снова, забывая, что входили уже, ибо это – река забвения. Король Лир, глупый и доверчивый король струнных инструментов, не имел наследника. Ну, не имел – и не имел. Не в этом была беда его, а в другом: имел он взамен трех дочерей. Но и не то беда, что имел, а то, что старшая и средняя были честолюбивы и деятельны. Играя на лирических струнах папаши, они постепенно вынудили его расписаться в собственном бессилии и отдать на их дочернее попечение вотчинные земли. А любящего отца пустили по миру, где он благополучно и спятил. Казалось бы, прочти и затверди. Читать не любишь – в театр прогуляйся, не поспи три-четыре акта. Так нет же, паши-то, все такие ушлые, поднаторевшие, беспринципные – чтоб далеко за примерами не ходить – президенты и олигархи, потакая возлюбленным чадам, всей гурьбой бегут в ту же реку, дамские мастера. Дочерние предприятия организуют. А ведь был для них нарочно снят в годы оттепели фильм «Посторонним вход воспрещен!», где русским языком сказано: «Через речку прыгать надо!» А они, бедолаги, не зная броду, раз за разом лезут в воду.

Не избежал этой участи, как следует из дальнейшего, и магнат наш, Аркадий Петрович Маевский.

Среди основанных им предприятий, реквизиты которых были так своевременно переданы мне частным, земля ему прахом, сыщиком Галембой, обратил на себя мое внимание Дом высокой моды с воистину самоговорящим названием «Аркадия». «И с чего бы это Маевскому, господину склада консервативного, такой интерес к моде проявлять? – пораскинул я умишком. – Деньги? Вряд ли. При нынешнем состоянии потреби– тельского рынка и конкуренции с раскрученными законодателями. Любовница? Возможно. Но вернее все– го – дочурка забавляется. Маевская Вероника Аркадьевна, Европа для своих. Еще одно убыточное дочернее предприятие. Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не кололось».

«Аркадия» нашла себя в районе «Беговой». Туда-то я и отправился с утра пораньше горя мыкать.

– Вера Аркадьевна! – долетел до меня сквозь приоткрытые створки, отделявшие примерочную от офиса хозяйки, высокий срывающийся голос. – Это ненормальный какой-то! Вы только послушайте, что он себе требует! Он требует две, извините, ширинки на брюках: спереди и сзади! Заявляет, что – аномалия! Я так не могу, Вера Аркадьевна! У меня таких лекал нету!

Утопая в кожаных подушках салонного дивана, я безмятежно рассматривал журнал «Вог». Брюки брюками, но и пальтишко хотелось присмотреть. Мороз на улице все-таки.

– Который?! – Вопрос Европы прозвучал где-то шагах в трех от меня.

– А воротник отдельно шьете?! – спросил я, поднимая голову. – Жабо меховое какое-нибудь?! У меня горло стынет!

Европа, изящная и официальная, стала передо мной как лист перед травой.

– Паяц! – сказала она. – Напугал девочку! Топай следом, Кентервильское привидение!

Стеклянные створки в ее офисе были задвинуты, жалюзи на них опущены, и шторы на окнах задернуты.

– А я думал, ты статьи пишешь, – обнимая Европу, прошептал я ей на ухо.

– И статьи! – Прильнув ко мне хрупким телом, Вера Аркадьевна расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки.

– А я думал, ты политический обозреватель. – Прижимая ладони к ее бедрам, я стал их гладить.

– И политический! – подтвердила она, расстегивая остальные имевшиеся на мне пуговицы.

– А я думал, ты мужа любишь, – сказал я, подсаживая ее на стол к себе лицом.

– И мужа! – Ее рука скользнула вниз.

– Где она?! – загремел в приемной чей-то взбешенный голос.

Стеклянные створки с грохотом разлетелись в стороны, и на пороге возник генеральный директор «Третьего полюса» Рогожин.

– Так я и знал! – побагровел бизнесмен. – Вера! Как тебе не совестно?! Прямо у меня на глазах!

– А ты выйди, – посоветовала Европа, спрыгивая со стола и оправляя юбку.

– Я выйду! – пригрозил Рогожин. – Я выйду, Вера! Ты только думаешь, что знаешь меня! Я выйду, и когда я выйду!..

– А когда ты выйдешь? – проявила нетерпение дочь магната.

Меня Рогожин подчеркнуто не замечал, так что я успел навести кое-какой порядок в своей одежде и с интересом принялся наблюдать за развитием семейной ссоры.

– Учти! – Рогожин в отчаянии подбежал к столу и в клочья разорвал эскиз индивидуального, судя по длинному расписному шлейфу, заказа. – Я рву наши отношения! Все кончено! Если бы не твой отец!..

– А когда ты выйдешь? – ладила свое Вера.

Рогожин попал в положение родителя, который опрометчиво пообещал избалованному ребенку что-то сладкое и теперь был атакован бесконечным вопросом «когда?». В бессильной злобе он взметнул под потолок обрывки эскиза и выбежал прочь. Разноцветное конфетти, опускаясь, по-новогоднему украсило юную Европу. Но ни этот наряд, ни другой ее сейчас не устраивал. Сейчас ее интересовал только процесс раздевания.