СМОТРЯЩИЙ ВНИЗ

Я вышел на улицу и зашагал в сторону Литейного, где в одном из глухих переулков размещался театр-студия «На задворках». Притормозив у входа, я прочитал на стене афишу: «Сто лет одиночества». Пьеса в 3-х актах по мотивам романа Габриэля Маркеса». Напротив имени «Урсула» было через многоточие напечатано: «Дарья Безродная».

На вахте в студийном фойе дежурила худенькая дама, вооруженная вязальными спицами.

— Вам кого?! — спросила дама, окинув меня мимолетным взором.

Дама считала петли, а занятие это требует сосредоточенности.

— Добрый день! — Я поклонился. — Безродная Да­рья в театре?

— Вы кто?! — задала она тот же вопрос несколько иначе.

— Пресса. — Для солидности я предъявил ей свою записную книжку. — Еженедельник «Шведский стол». Положительная рецензия на две полосы в рубрике «Звезды мирового масштаба».

Дама с вязаньем, посмотрев на меня чуть более заинтересованно, вставила ноги в музейные войлочные тапочки без задников.

— Последите, — сказала она и зашаркала по паркету мимо пустой раздевалки в глубь театра.

А я, как было велено, остался следить.

— Так и знала, что это ты! — Дарья стремительно пересекла фойе и бросилась мне на шею. — Стол, думаю, какой-то! Наверняка Сашка опять чудит! Это мне?! Очень мило!

Окунув лицо в кулек с букетом, Дарья вручила его подошедшей вязальщице:

— Это вам!

— Ну что вы, Дарья Федоровна! — зарделась та.

— Берите, берите! — отмахнулась Дарья. — У меня много! А что ж ты не позвонил?!

«Все ясно, — догадался я. — Если я и беседовал с Дарьей всего несколько часов тому назад, то Урсула, естественно, об этом знать не обязана».

— Так вышло, — стал я оправдываться. — Решил вот навестить проездом из Швеции.

— Почему из Швеции?! — как бы между прочим поинтересовалась Дарья, подкрашивая губы у зеркальной стены фойе.

— С невестой знакомился, — брякнул я, о чем сразу и пожалел. — По объявлению.

— И что?! — Рука с помадой застыла в воздухе. —Она лучше меня?

— Да, — сказал я. — На четыре сантиметра.

Расстроенная Дарья, вместо того чтобы опустить бордовый цилиндрик в сумочку, протянула его вахтерше.

— Спасибо, Дарья Федоровна! — Польщенная дама убрала помаду в ящик тумбочки.

Через мгновение Дарья успокоилась и повеселела.

— Это потому, что я без каблуков! — объяснила она, выходя на улицу. — Где твоя машина?!

— А я без машины! — сознался я.

— Ничего! — Дарья великодушно улыбнулась. — Я рядом живу!

На ходу натягивая перчатки, она взялась декламировать:

— «Так беспомощно грудь холодела, но шаги мои были легки! Я на правую руку надела перчатку с левой руки!..»

— У тебя есть грудь?! — удивился я, останавливаясь.

— Свинья! — фыркнула Дарья. — Свиньей был и свиньей остался.

Вечером мы ужинали в гостиной при свечах: я, Федор Максимыч и Дарья Федоровна. Кит, вздыхая, лежал у моих ног. Он был, пожалуй, единственным, кто жалел о нашем с Дарьей разводе. Трудно делить хозяев.

— Ты, Сашка, пойми! — раскладывая по тарелкам фрикасе, излагал Федор Максимыч свои политические воззрения. — Если человек мудак, то это надолго!

— Папа! — сделала попытку перебить его изнывающая от скуки Дарья.

— Молчать! — Федор Максимыч огрел скатерть ладонью. — Ты дура! А Сашка понимает!.. Допустим, когда-то разумный человек вступил в партию мудаков... Скажем, для успешной карьеры или по идейным соображениям... И там он состоял тридцать лет и три года, за которые сам вольно-невольно сделался мудаком, потому что бытие у них, Сашка, опережает сознание! Но вдруг все изменилось! Мудизм пошел на свалку, а страна прохаркалась и задышала пьяным воздухом свободы! У нас так, Сашка, водится, что даже воздух пьяный! Первым, конечно, сжег свой мудацкий партийный билет на глазах у общественности «разумный человек»! И повел всех к новой демократической вершине! Но мудаком-то он от этого, Сашка, быть не перестал! И пока, Сашка, вся их популяция членистоногих не ляжет в землю, я голосовать отказываюсь!

— Ой, да все знают уже об этом! — вздохнула Дарья. — Не голосуй! Кто тебя неволит?

— Они меня стращают, что если я за осознавших мудаков не проголосую, то вернутся опять мудаки старой закваски! — Федор Максимыч повязал на шею салфетку и взялся за нож. — Как будто трехцветный мудак умнее красного! Кушай, Саня! Домашним-то кто тебя нынче попотчует?!

После сытного ужина и долгих разговоров мы перебрались с Дарьей в ее комнату.

— Как брат и сестра? — спросила Дарья, разбирая постель.

— Как брат и сестра, — согласился я. — У меня к тебе, Даш, просьба нижайшая: ты в банк можешь со мной завтра съездить на Васильевский?

Адрес филиала «Дека-Банка» я отыскал в телефонном справочнике Санкт-Петербурга.

— Только до часу! — Она переоделась в пижаму, обсыпанную мелким зеленым горошком, и нырнула под одеяло. — В два кинопробы на «Ленфильме»! У самого Кумарина!

— Фантастика! — обрадовался я, снимая ботинки.

Кто такой Кумарин, я понятия не имел, но Дарью следовало поддержать.

— Откуда ты знаешь?! — удивилась она. — Кумарин раньше только комедии снимал! А тут — фантастический триллер! «Белая тварь»! Говорят, многобюджетники голливудские нервно курят!

— Ну, и на кого же ты пробуешься? — проявил я вежливый интерес.