Смски для декана

Просто не осознает, что происходит в данный момент.

— Когда я была беременна, — начинает Настя, смотря на живот и аккуратно водя рукой по нему— Моя дочь не переставала пинать мой живот. Чувствовала себя грушей для битья… Я всегда думала, что когда она родится, то станет спортсменкой с ее гиперреактивностью. Или бандиткой, как ее отец…

Так оно и есть… Я стала спортсменкой и самую малость бандиткой.

— Я так и представляла, что поведу ее на какую-нибудь секцию по танцам и буду смотреть за тем, как моя девочка станет звездочкой, — по ее щеке катится слеза, но она быстро ее смахивает. — Я так хочу ее увидеть и узнать, как она? Кем стала? Может быть ей нужна помощь?

— Насть, все хорошо, — накрываю ее руку, что лежит на моем животе своей — Все хорошо!

— Я помню тот день, когда мне сказали, что моя девочка умерла… Я не поверила им в начале. Моя девочка была сильной и бойкой. Она не могла умереть! Я была права! Но тогда я поверила… Я наверно ужасная мать!

— Насть, ты самый прекрасный человек, которого я знаю, — ответила ей и почувствовала, что не могу больше сдерживать и десятой части слез, но еще держусь!

Нельзя! Мне нельзя нервничать!

— Но она не знает! Даже если она меня не примет, я хочу быть рядом в качестве хоть кого-нибудь! Просто хочу знать, как проходит ее день… Двадцать три года… Ты понимаешь? Я пропустила двадцать три года ее жизни! Я пропустила ее первый смех, улыбку, зубик, шаг… Первую влюбленность… Возможно и замужество!

Нет! Последнее ты точно не пропустишь!

У меня не было слов, чтобы выразить мои эмоции в данный момент. Я понимала каждое ее слово и чувствовала все ее эмоции и это было ужасно! Тяжело! И больно!

Сидеть рядом человеком, который страдает. Ты можешь облегчить ее страдания, но нужные слова не выходят из твоего рта… Потому что ты понимаешь, что если скажешь ей о том, что ты ее дочь, то пути назад не будет.

Ты признаешь, что ты Лиза!

Да, я знала и была в этом уверена, но произнести это… То же самое, что преступнику взять вину за содеянное.

Знать и признать — две разные вещи… И последняя самая сложная.

— Еще до ее рождения, я ходила в магазины и покупала ей комбинезончики и носочки, — резко поднимает на меня глаза — Я их сохранила! — и быстро встав, идет на выход — Подожди минуту! — и пропадает за дверью.

Почему? Почему я не послушала Яна? Почему не позволила идти со мной? Почему захотела сказать сама, что дочь Насти нашлась и что это я?

Я не могу! Не могу сказать ей об этом!

Это очень сложно! Трудно подобрать слова, и сдерживать эмоции! Сложно осознать, что твоя прежняя жизнь легкий обман… Что папа — вовсе не папа. Сестра — вовсе не единокровная сестра… А женщина, что для тебя как подруга — мама. Человек, которому ты хочешь разбить нос — твой отец…

Но ничего не изменится! Да, теперь две мамы! Но ведь это круто! Сестра? Самая любимая и самая родная!

— Вот они! — войдя в комнату, произносит Настя и показывает сверток.

Сев рядом, она разворачивает сверток и показывает мне кажется десяток пар детских крохотных носочков.

Это должны были быть мои носочки… Розовые, желтые и такие крохотные, что сейчас они даже на два пальца не налезут.

— Лар, ты извини меня, но я хочу подарить их тебе и вашей с Яном малышке. Мне будет приятно, если она наденет их хоть раз.

— Она наденет, — обещаю Насте — Лизоньке их обязательно будет носить.

— Лизонька? Ты решила назвать… в честь моей дочери?

— Просто я хочу вернуть тебе то, что ты потеряла. Пусть даже через двадцать лет и не со своей дочерью…

Пусть даже не со мной… А со своей внучкой…