— Я не говорю, что это само по себе плохо. А ты подумай вот о чем. Бывшие солдаты создают группу, о которой говорит весь город. Имеют оружие. Почти открыто делают налеты на миллионеров и бандитские шайки. Не кажется ли тебе, что за их спиной стоят более серьезные силы? Кто-то хочет их руками каштаны из огня таскать. Кто? Я ничуть не сомневаюсь в том, что к этому делу так или иначе причастно КГБ. Я тебе не советую связываться с этим Народным трибуналом.
Лесков
Узнав адрес Лескова в отделе кадров, Чернов решил навестить его. Лесков жил одиноко. Жена его умерла несколько лет назад. Дети завели свои семьи. Он разделил с ними квартиру, получив в качестве своей доли маленькую комнатушку в старом доме на окраине города. Когда пришел Чернов, Лесков лежал в постели больной. Соседка по квартире приготовила ему что-то поесть. Чернова он узнал: он сохранил хорошую память, помнил всех сотрудников комбината. Разговорились. Чернов сказал, что его интересует проблема покушений на Сталина. Лесков провел много лет в лагерях, наверняка встречал таких заключенных, которые обвинялись в подготовке покушений на Сталина.
— Я сам был осужден по обвинению в подготовке покушения на Сталина, сказал Лесков.
— Само собой разумеется, — сказал Чернов, — обвинение было ложным.
— Почему же ложным?! Мы на самом деле планировали такое покушение.
— Но ведь нам сообщали, что Вы были осуждены по клеветническому доносу!
— Вышла установка сверху считать всех репрессированных невинными жертвами сталинизма. Вот в комиссии по реабилитации и ринулись в другую крайность.
— Так значит Вас осудили Правильно?! Никакой клеветы не было?!
— Была и клевета. И несправедливость.
— Не понимаю!
— В доносах и в обвинении говорилось то, чего на самом деле не было. Это и дало основание комиссии реабилитировать нас как невинные жертвы. Но в наших замыслах было нечто такое, что не попало в доносы и в обвинение.
— А если бы попало, тогда что было бы?
— Тогда нас расстреляли бы.
— У вас была группа?
— Да. И довольно большая: более десяти человек.
— Что вы собирались делать?
— Достать оружие и во время демонстрации на Красной площади броситься к Мавзолею, обстрелять стоящих там вождей и забросать гранатами.
— А в чем вас обвинили?
— В том, что мы якобы собирались обстрелять из винтовок и минометов машину со Сталиным на его пути с дачи в Кремль.
— Какая разница?! Вас же все равно должны были расстрелять!
— Разница большая. С того места, откуда мы якобы собирались обстреливать машину Сталина, сделать это было практически невозможно. Клеветнический характер доноса был очевиден. И мы не стали его опровергать, признались.
— Почему вы решились на такой шаг?
— Мы все были искренними коммунистами. Мы решили, что Сталин предал идеалы революции, отступил от принципов марксизма-ленинизма и построил совсем не то, на чем настаивали настоящие коммунисты.
— А что Вы думаете о нынешних руководителях области? Считаете Вы их настоящими коммунистами?
— Какие это коммунисты?! Шкурники. Карьеристы. Настоящих коммунистов истребили при Сталине. Теперь их нет. Кто знает, может быть они еще появятся в будущем.
— А что бы Вы стали делать, если бы сейчас были молодым?
— Трудно сказать. Скорее всего стал бы настоящим террористом.
— Но Вы старый член партии. А коммунисты отвергают индивидуальный террор.
— Отвергали для своего времени. И после того, как терроризм сыграл свою историческую роль. А после взятия власти… Впрочем, после революции их самих почти всех истребили. А что Вы можете другое предложить в наше время, чтобы заставить людей опомниться?
— А на кого Вы стали бы покушаться?
— На тех, кто предал интересы нашего народа и нашей страны, продался Западу за подачки и похвалу.
— Кого Вы имеете в виду персонально?
— Прежде всего главного подлеца — самого Горбачева. Затем его помощников вроде Яковлева, Шеварднадзе и прочих гадов.
Отщепенцы