Смута. Том 1

«…Сводно-ударный отряд прорвал красный фронт. В брешь пошли 1-й конный корпус Келлера и 2-й к. к. Улагая. 1-й к. к. обеспечивал наш левый фланг, в то время как 2-й к. к. напрямик двигался от Миллерова к Вёшенской, где, как нам стало известно, казаки подняли восстание. Я помнил, что в той истории всё случилось существенно позднее, на целый год, и сперва удивлялся такому развитию событий. Но потом мы узнали о „расказачивательной“ директиве, что тоже последовала на год раньше, и поняли, что случилось. Наша война начала распространяться куда быстрее

той, несмотря на отсутствие Восточного фронта. Красные старались „решить все вопросы“ как можно скорее, невзирая на последствия. И зачастую последствия эти оказывались куда злее, чем если бы большевики вообще ничего б не трогали.

Однако меня удивила хорошая координация нашего удара. Словно в штабе заранее знали о восстании и о том, где надлежит прорывать красный фронт. Это навело меня на определённые мысли, которые, однако, я не доверю бумаге…»

…Хутор был довольно велик, дворов триста[40]

. Тамошние казаки воевать не хотели ни за красных, ни за белых, выставили вон всех комиссаров и эмиссаров, заявив, что мы, дескать, народ вольный, трогать никого не хотим, но и в свою часть вступаться никому не позволим. Сейчас тут шумел народ, шумел, размахивал руками, многие казаки были при оружии, шашки, винтовки — пока ещё за плечами.

Начдив-15 Михаил Жадов и его неизменный начштаба Ирина Ивановна Шульц терпеливо ждали за околицей. Жадов только что произнёс пламенную речь, про голод в крупных городах, про то, что казаки же сами любят добрую справу, казачки — красивые наряды и прочее обзаведение, а откуда оно всё возьмётся, ежели народ с заводов разбежится? Иголок и тех не станет. Ни иголок, ни свечей, ни керосина, ни стёкол, не говоря уж о шашках, карабинах или патронах. И плугов-лемехов не станет, жаток с боронами тоже. Гвоздей и тех не будет!

Слова его вроде как возымели действие, правда, вылезли вредные и въедливые старичины, принявшиеся при всём честном народе дотошно выспрашивать комиссара — а что вот им, жителям хутора Татарниковского, будет за сданный хлеб? Выйдет ли им какая легота от новой власти? Заплатят ли им доброй монетой или хотя б ассигнациями, на которые хоть что-то купить можно?

— Это какими ж такими «ассигнациями»? — удивился Жадов. — Вот у нас есть теперь совзнаки, советские знаки расчётные…

— Знаки свои себе знаешь куда засунь? — заявил вредный старичина. — Настоящие ассигнации — те, какие в лавках берут. «Александры», а лучше — «катеньки». Ещё лучше — «петруши»[41].

Царских кредитных билетов в банках было захвачено много. Из обращения их с приходом новой власти и особенно — с объявлением «военного коммунизма» приказано было выводить, заменяя совзнаками. Однако совзнаки народ брал неохотно, считая за настоящие деньги только те, «старорежимные», банкноты, и потому начдив-15 расплачиваться этими «старыми» дензнаками права не имел. Хотя, казалось бы, если уже есть новые деньги и вообще эти пережитки капитализма скоро отомрут, так чего бы не выдавать народу те бумажки, которые этому народу милее, коль по большому счёту — «никакой разницы»?..

Видно, разница таки была.

Жадову пришлось объяснять, что раз царя больше нет, то и денег царских быть не должно, на что ему въедливо заявили, что, дескать, объясни это в лавках, а заодно и в ставке царской, где до сих пор бумажные деньги можно на золото обменять. Конечно, не так свободно, как в прежние времена, и не по такому курсу, как раньше, но можно. Вот когда народная власть начнёт точно так же бумажки свои на золотишко менять, тогда они, казаки хутора Татарниковского, этой власти и поверят. А в то, что никаких денег не станет вообще и всё можно будет «на паёк получить», они, казаки, не верят ни на грош, и пусть товарищ комиссар им этих сказок не рассказывает. Пусть голытьбе верхнехопёрской в уши льёт, а им, казакам домовитым и зажиточным, нечего.