– И что же?! Вы согласны, что надо отдать Смоленск?! А может, и в Москву их тогда пустить?!
– Спокойно, това
– Вполне ясна, Владимир Ильич. Но мне представляется – это огромный риск, уступать такие территории даже не великой державе, как Германия…
– Голубчик! Если те
– Товарищи… товарищи родные мои…
– А, товарищ Боков! Простите, мы так и не заслушали ваше сообщение. Что вы имели сообщить, товарищ, только коротко, пожалуйста?
– Товарищ Зиновьев… товарищи… я только хотел сказать, что белые прорвались за Оку…
– Это мы уже знаем, товарищ замнаркома.
– Они прорвались в Серпухове, приковали к нему наши силы, а сами по железной дороге погнали эшелонами на Калугу. Через Сухиничи. Мост через Оку в Калуге только наплавной, мы его, само собой, развалили… Ударная группа вся втянута в бои севернее Орла… запас боевой мы к Сухиничам, понятное дело, оправили, да поздно… А тут ещё и Улагай с юга под Кромами жмёт… А вы про поляков!..
– Успокойтесь, товарищ Боков. При чём тут поляки?!
– Нельзя им ничего отдавать! Ни полжменьки нельзя!
– Вы, товарищ Боков, неверно понимаете текущий момент. Интересы мировой революции…
– Да что мне до мировой революции, вы ж наших русских людей пану польскому сдать решили!..
– Товарищ Боков! В последний раз призываю вас к порядку. Доложите, чётко и конкретно, обстановку на фронте нашей обороны вдоль Оки. Что белые захватили Серпухов, мы уже поняли. Теперь, значит, они взяли ещё и Калугу?
– Точно так. Егорову удалось продвинуться, он взял Астапово, вышел к мосту через Дон… там его приостановили.
– Вот видите, товарищи! Ограниченный успех Ударной группы позволил, однако, товарищу Егорову осуществить глубокий прорыв на территорию, занятую противником. Теперь белые будут вынуждены…
– Как я и говорил, Грыгорий Евсээвич…
– Да, как вы и говорили, Иосиф Виссарионович. Но удар Егорова был рассчитан на встречное наступление Ударной группы к Ельцу, теперь ему остаётся лишь оттягивать на себя резервы противника.
– Пусть угрожаэт, но нэ зарываэтся. Не то и его окружат, как наши дивизии под Миллэрово… А ви, товарищ Боков, нэ волнуйтэсь так. Ничего ми полякам так просто нэ отдадим. Займитэсь лучше подготовкой рэзэрвов для обороны Москвы…
Тимофей Степанович Боков, питерский рабочий-большевик, замнаркома по военным и морским делам, вернулся в свой кабинет. Невидяще поглядел на карты, на разбросанные по столу цветные карандаши. Быстро схватил один, стал что-то лихорадочно набрасывать.
…Очень скоро во все части и соединения Западного фронта ушла шифротелеграмма за подписью замнаркома, предупреждающая войска, что поляки будут пытаться обмануть их, заявляя о какой-то «договорённости» о «передаче Польше Белоруссии и Смоленска». Доблестным воинам Красной армии предписывалось на подобную ложь не поддаваться, а напротив, оказывать «польским панам» всё возможное сопротивление, как было сказано в тексте. Красной армии надлежало бить врагов рабочего класса и трудового крестьянства всеми силами, при невозможности держаться – отступать на восток, уничтожая всё, что нельзя вывезти, взрывая мосты и водокачки, стрелки, вообще всё железнодорожное хозяйство.
«Наконец-то!» – был общий глас в штабах и траншеях красных войск Западного фронта.
…Утром 15 июля польские войска двумя «боевыми группами» общей численностью в двадцать тысяч штыков и сабель начали продвигаться к Минску. Третья и четвёртая группы, Енджеевского и Скадовского, в примерно такую же силу атаковали слабые войска «завесы», двинувшись в направлении Жлобина. К их полному изумлению, разложившиеся как будто полки Запфронта красных оказали яростное сопротивление; во многих местах следующих походными колоннами поляков подпускали совсем близко, внезапно открывая кинжальный пулемётный огонь в упор.
Понеся тяжкие потери, измеряемые тысячами, поляки откатились. В Варшаву полетели негодующие телеграммы (когда сумели добраться до телеграфа), там разводили руками и пытались связаться с большевицким правительством в Петербурге, атаки было велено прекратить: очевидно, – решило польское командование, – это была военная хитрость клятых москалей.
Наступление остановилось.