Смута. Том 2

Волынский полк перед началом «событий» содержался по штатам мирного времени, проводимая советской властью мобилизация его численность почти не увеличила, и две роты, наступавшие через окрестности университетского сада, имели, в общем, лишь около двухсот пятидесяти штыков.

Однако стрельбы больше не слышалось, и Нифонтов нахмурился.

– Разведка! Спим?! – рыкнул он.

Очень скоро оттуда, где скрылись его бойцы, вновь донеслись выстрелы.

– Тьфу, пропасть! Обнаружили себя!.. Точно тебе говорю, Ефимов, – офицерский полк тут. И из лучших!..

– Александровцы?

– А пропасть их знает!.. Павлов! Ну, чего там? На кого нарвались?

Боец встал навытяжку; стойка «смирно» перед начальством, пусть даже и революционным, была давно отменена, но старые привычки быстро изжить невозможно.

– Не могу знать, тащ начдив! Как они нас углядели, Бог весть! Мы сторожко пробирались, и вдруг от дома, где Чека, как сказали – давай палить! Иванцова да Семенченку сразу убили, Пирогова ранили, мы сразу назад…

– Откуда стреляли, вы хоть заметили?

– Так точно, тащ начдив. У Чеки-то грузовики стоят, а палили по нам с окон, второй этаж да выше.

– Значит, взяли они Чеку… –   Нифонтов зло оскалился.

– Да может, товарищ начдив, наши же товарищи разведку нашу за беляков приняли?

– Не дури, Ефимов. Я беду нутром чую. Нет, на грузовиках подскочили, на испуг взяли. Надеюсь только, что товарищ Бешанов контру в своих подвалах успел к праотцам спровадить… Всё, отставить разговорчики! По группам – разберись! Как учил я вас!..

Прикрывая друг друга, боевые группы волынцев атаковали по всем правилам, резко, внезапно, однако их явно ждали.

Из окон здания ЧК ударили пулемёты – во множестве. И они ловили любого, кто дерзнул высунуться на открытое пространство. А потом оттуда вылетела граната, брошенная с такой силой, как простой боец никогда бы не сумел, и разорвалась прямо в гуще волынцев, уже изготовившихся к броску.

Стреляли из окон так плотно и так метко, что Нифонтов, скрипнув зубами, велел отходить.

Велеть-то он велел, да поздно.

Стрельба вспыхнула у волынских рот за спинами, из-за углов полосовали ручным пулемёты, и казалось, что ими, пулемётами, вооружён вообще каждый из беляков и патронов у них с собой бесконечный запас.

– Обходят, черти, – яростно захрипел Нифонтов. – Назад давай! Все назад!

Боевые группы отступили от Сумской, но от противника не оторвались. Беляки повисли на плечах, они не жалели патронов и, похоже, пытались взять две роты волынцев в кольцо, те отстреливались, как могли, но вот тут-то и сказалось преимущество «фёдоровок», особенно когда они в должном порядке, вычищены, смазаны, ухоженны и каждый боец благословляет тот момент, когда начальство приказало брать с собой тройную норму патронов.

Волынцы несли потери, но не рассеивались, держались вместе, упрямо пробиваясь на запад, к главным силам полка. Нифонтов отходил с последними.

…Фёдор Солонов сменил магазин в «фёдоровке». Предпоследний. «Выбирай цель как следует, Ѳеодоръ Алексѣевичъ», – словно наяву, услыхал он голос отца.

Он сменил позицию, припал на одно колено – его скрывала густая сирень, – и в прорези прицела вдруг возникли несколько фигур в красноармейской форме, а среди них – явно командир, с алой каплей их ордена на груди. Rara avis, как сказали бы мудрые римляне.

А спустя ещё мгновение Фёдор Солонов узнал этого командира.

Павел Нифонтов, отец Костьки Нифонтова, хлопотами его, Фёдора, отца переведённый из кронштадских казематов в гвардии Волынский полк и потом взбунтовавший этот самый полк, изменив присяге.

Прапорщик Солонов, александровец досрочного выпуска 1914 года, не думал сейчас о том, что перед ним – отец его однокашника, с которым Фёдор пережил самое невероятное, самое замечательное приключение; что перед ним герой-маньчжурец, что сражался рядом с Алексеем Евлампьевичем Солоновым, что честно проливал тогда кровь за Отчизну; нет, сейчас перед ним был просто неприятельский офицер, командир, кого надлежит выбивать в первую очередь из сугубо практических военных соображений, а не из какой-то там «мести» или чего-то подобного.

Он просто нажал на спуск. И сразу же – вторично.

Нифонтов с проклятием упал, к нему кинулись его бойцы и сами оказались под огнём.

– Уходите! – услыхал Фёдор отчаянное: Нифонтов гнал своих прочь.

Ранен, только ранен. Не убит, как так? Он, Солонов, «стрелок-отличник», промахнулся?!..

Красные, остававшиеся с Нифонтовым, лежали вокруг него неподвижные – никто даже не стонал.

Сам же Павел Нифонтов с чёрной подсердечной бранью пытался вытащить завязший в кобуре наган.

Врага надо убить, а не мучить.

Фёдор Солонов вновь прицелился.

И тут…

– Слон! Ты чего?! Это ж батька Костькин!

Огромный Севка Воротников вдруг бросился прямо к лежавшему краскому.

– Севка-а!

А это уже Петя Ниткин. Совсем все с ума спятили!..

Воротников в два прыжка оказался возле Нифонтова-старшего, зубами рванул индпакет.

– Пал Николаич! Сейчас перевяжу!.. Не узнали? Это ж я, Сева! Воротников! Мы с Костей дружками в корпусе были!.. Не-не, не надо стреляться!.. Пал Николаич, всё хорошо будет, сейчас я вас перевяжу!..