Смута

– Я знаю свое будущее… Потому и не страшусь никого. Я буду на царстве три года. И еще раз случится измена, и опять я познаю скитания, вражду, но мне будет дано воцариться прочно и распространить державу на юг, на запад, на восток, а на север уж дальше некуда.

– Будущее – это будущее, – усмехнулся Рожинский, ему были неприятны собачьи глаза государя. – Я бы более поверил в дар предвидения вашего величества, если бы вы сказали, что будет с нами через день, через три дня.

– Вы хотите знать, что будет завтра? А как у Сигизмунда – рокошу быть. С наперсток.

И гыгыкнул, перекатывая здоровенным, как кость, кадыком и показывая длинные зубы, с прогалами в верхнем ряду.

Прощаясь, князь Рожинский сказал государю:

– Чтобы служить господину не за деньги, а по велению души, необходимо доверие. Я надеюсь, что вы, государь, пожалуете меня беседой с глазу на глаз, тогда бы я открыл моему государю все планы и надежды пришедших со мной шляхтичей.

– Это доброе дело, – согласился Лжедмитрий. – Мой канцлер укажет вам свободный от трудов наших час.

7

Нет, не с Рожинским, с Меховецким уединился «великий государь».

Небесноглазый, златоусый Меховецкий трогал себя за маленькие женские уши и, упирая тонкие пальцы в благородно сдавленные, в голубых жилках виски, говорил, улыбаясь, но не скрывая испуга:

– Рожинский не умеет быть вторым. Он не успокоится до тех пор, пока ему не подадут на блюде мою несчастную голову… Самое печальное, он и вас, мой драгоценный государь, тотчас превратит в вещь для себя. Даже будет заботиться и беречь, как бережет свою шубу зимой…

Лжедмитрий знал: Меховецкий почитает «драгоценного государя» за игрушку, но все происходящее и впрямь походило на игру во сне.

– Успокойтесь, мой друг! Вы мое бесценное сокровище. Что бы я нынче значил, если бы не доброта вашей милости? – Лжедмитрий перекрестился на иконы в красном углу, поцеловал распятие. – Бог избрал нас для своего дела. Бог не оставит нас. Продолжим наши уроки… Я вновь припадаю к кладезю вашей памяти.

Меховецкий прислонился спиной к изразцовой печи.

– Знобит. И мысли не о том. Ну, вот хотя бы… Марина Юрьевна, шествуя на венчание, не пожелала спрятать волосы под убрус. Попирая обычаи русских, она явилась перед Москвой простоволоса, имея, правда, на голове венец из бриллиантов стоимостью в четыреста семьдесят тысяч гульденов.

Слушая, Лжедмитрий сосредоточенно выковыривал из носа корочки и палец вытирал платком. Подавляя тошноту, неприязнь, бешенство, Меховецкий смотрел поверх головы «государя».

– О свадьбе расскажите… чего нельзя не помнить.

– О свадьбе? – Лицо у Меховецкого, как у всякого сплетника, сделалось вдруг заговорщицким. – А вы знаете, во время свадебного пира Дмитрий Иоаннович потерял бриллиантовый перстень стоимостью в тридцать тысяч талеров…

– Откуда же мне знать? – гыгыкнул государь. – Меховецкий, а что это – талеры, гульдены? Вы так и сыплете тысячами.

– Гульдены дешевле теперь в семь раз…

– В семь раз, – повторил Лжедмитрий и, высморкавшись, убрал платок. – Что вы замолчали, Меховецкий? Вы рассказывали о пропавшем перстне. Нашли?

– Не нашли. Государыня Марина Юрьевна, узнав о потере, сделалась бела, как московский снег! Кольцо-то было венчальное. А государь… ваше величество, стало быть, смеялись… Тестю же вашему, ясновельможному пану Юрию Мнишку, сандомирскому воеводе, сделалось дурно… Правда, не от потери кольца, а оттого, что пил заздравные кубки до дна… А знаете, что очень интересно! Царица назначила на 17 мая маскарад…

Лжедмитрия передернуло.

– Маскарад на 17 мая… Тот, что лежал на Красной площади… был в маске…

– Русские маску называют «харей».

Лжедмитрий ежился, потирал костистые плечи ладонями.

– Побольше подробностей, Меховецкий. Крошечек мне, крошечек! Цыплят кормить…

– Вы любили покупать драгоценности в лавке одного еврея. Имени лавочника не знаю, но он для вас сделал специальные ящики для хранения ваших сверкающих камешков. – Озорно сверкнул глазами. – У вас в наложницах была монахиня! Вы ее прямо из кремлевского монастыря к себе взяли.

Лжедмитрий гыгыкнул.

– Безобразник… А хороша ли Марина?

Меховецкий возвел очи в потолок.

– Одни пожимают плечами, другие говорят, что очень хороша… Фрейлины были все как на подбор. Все ослепительны! В тот ужасный день их ограбили до совершенной наготы. Я видел, как вели бедняжек по улицам голыми. Иных тотчас продавали… О дикость московская! Чего только не тащили из Кремля! Даже подушки с одеялами. Даже пух из перин. Что ухватили, то и несли…

– Этого не надо. Этого я мог и не видеть. О походе расскажите, Меховецкий. О моем походе на Москву.

8

Они кончили беседу при свечах. Пан Меховецкий поспешил домой забавляться с орловскими девицами, коих он взял силой, но, почитая себя за человека честного, заплатил отцам и матерям этих девиц хорошие деньги.