Смутные годы

Сейчас она не знала, кого увидит в Москве, зато точно знала, что это будет не её сын. Она не только билась в горе над ним, лежавшим мёртвым посреди двора, но и сама убирала его в гробу, затем провожала в последний путь. То было давно, не забылось, правда, не так болело. Теперь её не тянуло, как прежде, в мир людской суеты. Но ей не давала покоя мысль о том, как странно сбылось её проклятие, будто кто-то, воистину, услышал её. И это так поразило её, что не поехать в Москву, не увидеть того, кто назвался её сыном, она не могла, не могла не взглянуть на него, чтобы понять, что же это такое: действительно ли ей помог Господь Бог? Кто послан ей, кем он будет для неё?..

Инокини и прислуживающие ей дворовые девки собрали её скудные житейские вещи и погрузили в повозку. И она покинула тихую обитель, чтобы уже никогда не вернуться в неё.

В сопровождении стремянных стрельцов колымага великой старицы двинулась на Ярославль, где Скопина поджидал с большой свитой дворян боярин князь Василий Мосальский – дворецкий самозванца, Отрепьева Гришки.

* * *

Князь Михаил стряхнул с себя воспоминания и вновь вернулся в день сегодняшний, к неотложным делам войска.

Наконец-то в середине ноября к Александровской слободе с понизовыми людьми подошёл Фёдор Шереметев, а из Нарвы и Выборга ещё наёмники, четырехтысячный отряд.

Князь Михаил сразу же собрал у себя всех воевод. И дьяк Тимофей, его комнатный дьяк, объявил государеву роспись по полкам: «А как быть походу нашему боярину князю Михайло Васильевичу против воров, то быть по росписи по полкам: в большом полку боярин князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский да боярин Борис Михайлович Лыков, в передовом полку боярин Иван Семёнович Куракин да воевода Семён Васильевич Головин, в сторожевом полку боярин Фёдор Иванович Шереметев да воевода князь Яков Петрович Барятинский…»

Дьяк дочитал роспись и свернул грамоту.

– И быть всем по государевой росписи, как пойдём большим промыслом на воров, – сказал князь Михаил воеводам. – А по малым походам и посылкам, – добавил он, – росписи не быть, а быть где кому годно придётся! И на сей счёт имеется указ государя…

Воеводы настороженно притихли, ожидая неприятностей.

– А посему под Суздаль, на Лисовского, пойдут полком боярин… Борис Михайлович Лыков да князь Яков Петрович Барятинский, – закончил князь Михаил весьма неуверенно, почувствовав эту настороженность по тому, как в палате стало ещё тише.

Барятинский криво усмехнулся в густую бороду:

– То негоже, Михайло Васильевич. Не бывать мне в товарищах с Лыковым! Не хаживал, и меньше князя Бориса быть немочно!.. Никому в чести убыток не нужен… И если не отменишь сей наказ, бить мне челом государю на князя Бориса!

– Не делом бьёшь! – остановил его князь Михаил. – Не надо, Яков Петрович! Не оскорбляй чести Бориса Михайловича!

На красивом, с тонкими чертами лице Лыкова появились багровые пятна. Голубые глаза и гладкая белая кожа ярко высветили их. И князь Борис с трудом выдавил из себя:

– Барятинские с нами, Лыковыми, бывали бессловно в меньших товарищах… И с теми, которые с нами живут, в пятых и в шестых, везде в товарищах…

Среди Лыковых и Кашиных, из рода Оболенских, князь Борис Михайлович был самым «лучшим» и болезненно воспринимал всё, что касалось принижения его по лествице. И немало эта причина побудила его жениться на Анастасии Романовой, младшей дочери боярина Никиты Романова-Юрьева, сестре митрополита Филарета, сейчас в эту пору находящегося в Тушино, при Матюшке…

– Брехня это, Борис Михайлович! – громко выкрикнул Барятинский и пренебрежительно махнул рукой. – Брехня!

– Яков Петрович, силён этот поляк и опытен на коне! – стал уговаривать его князь Михаил. – На разные полки идти нельзя… Одна голова нужна!

Барятинский насупился:

– Вот и вели её снять, но не вели ходить в товарищах с князем Борисом!

Он побагровел тоже, и лицо у него покрылось испариной.

– Ох, Яков Петрович, Яков Петрович! – сокрушённым голосом заговорил князь Михаил. – Такое время, а ты!.. Скверно, скверно! Бей челом государю! Не возьму назад указ, не возьму! Но смотри: государь не простит чести князя Бориса!.. И раз так – подавай случаи!

Он отвернулся от Барятинского и крикнул дьяку:

– Тимофей, проверь по делам Разряда! И на Москву отпиши!

Барятинский смолчал, еле сдержался, чтобы не наговорить грубостей Лыкову да и тому же Скопину.

– Ладно, подождём государево слово! – натянуто сказал князь Михаил и обратился к Лыкову: – А под Суздаль ты пойдёшь!.. Всё, господа, на сегодня всё!

Он устало поднялся с массивного дубового кресла.

Воеводы шумно зашевелились, встали с лавок и кучно вышли из палаты.

– Тимофей, останься! – окликнул князь Михаил дьяка. – Ты вот что, – подошёл он к нему, – как он подаст челобитную, отправь к государю без мешкоты. Чтобы ответ до Юрьева пришёл…

Ответ на челобитную Барятинского пришёл быстро. И князь Михаил тут же вызвал заместничавших воевод к себе в ставку.

Дьяк Тимофей развернул грамоту и приготовился читать.

– Чти, чти, – сказал ему князь Михаил и стал прохаживаться по большой воеводской палате.