Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции

Когда-то я держал в лаборатории ящериц-анолисов, изучая их территориальное поведение. Анолисы обитают на разных островах Вест-Индии. Эти небольшие рептилии размером примерно с человеческий палец в изобилии встречаются на деревьях и кустах, где охотятся на насекомых, пауков и прочих мелких беспозвоночных. Взрослый самец угрожает своим соперникам, разворачивая перед ними особую кожную складку на шее под названием «горловой мешок». У каждого вида анолисов горловой мешок имеет характерный цвет: как правило, красный, желтый или белый. Самцы определенного вида реагируют только на «свой» цвет. Выяснилось, что для проверки территориального поведения мне нужен всего один самец, а не два. Я просто ставил зеркало к стенке террариума, где жил анолис. Замечая собственное отражение, самец-анолис демонстрировал «противнику» свое достояние (каждый раз все кончалось ничьей).

Новорожденные морские черепашки появляются из яиц, закопанных в прибрежном песке их матерями. Взрослая морская черепаха выходит на берег с единственной целью – отложить яйца. Каждый черепашонок высвобождается из песка и сразу же ползет к морю, где проведет всю оставшуюся жизнь. Но детенышей привлекают отнюдь не какие-то особенные виды или запахи. Он ползет на блики света, отражающиеся от воды. Когда экспериментаторы включали рядом с черепашонком еще более яркий свет, малыш полз к нему, пусть даже в противоположную сторону от моря.

Люди и другие организмы, обладающие крупным мозгом, также руководствуются унаследованными ключевыми стимулами и инстинктами, но эти инстинкты далеко не такие жесткие и прямолинейные, как у низших животных. Напротив, люди опираются на особый комплекс усвоенных правил, который именуется в психологии подготовленностью или предрасположенностью к научению. Наследуются качества, позволяющие научиться одному или нескольким альтернативным вариантам поведения из множества возможных. Наиболее ярко выраженные из таких поведенческих предрасположенностей встречаются во всех культурах, пусть порой они и кажутся иррациональными, а у человека остается множество возможностей поступить иначе.

Например, я немного боюсь пауков. Бывало, я пытался, но не мог заставить себя дотронуться до большого паука, сидящего в паутине. При этом я знаю, что паук меня не укусит, а если и укусит – он все равно не ядовит. Этот безосновательный страх я ношу в себе с восьмилетнего возраста, когда испугался большого паука-крестовика, которого повстречал в саду. Я подобрался к этому чудищу (да, тогда паук показался мне страшным), чтобы повнимательнее рассмотреть его, пока тот с мрачным спокойствием восседал в центре своей паутины, и содрогнулся от его неожиданной реакции. Сегодня я знаю научное название этого паука, неплохо разбираюсь в его биологии – что неудивительно, ведь я много лет проработал консультантом по энтомологии в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета. Но я по-прежнему не в силах прикоснуться к большому пауку, сидящему в паутине.

Подобное отвращение у многих людей перерастает в серьезную фобию. Фобия сопровождается паникой, тошнотой и полной неспособностью рационально мыслить об объекте, вызывающем страх. Итак, раз уж я рассказал о некотором неприятии пауков, должен сознаться, что у меня есть и настоящая фобия. Ни при каких условиях я не могу допустить, чтобы мне связали руки или накрыли чем-то лицо. Отчетливо помню, когда у меня возник этот страх. Будучи восьмилетним мальчиком – как раз в тот год я столкнулся с пауком, – мне довелось перенести неприятную глазную операцию. Анестезию мне делали в духе XIX века: ничего не объясняя, уложили навзничь на операционный стол, и, удерживая внизу руки, положили на лицо салфетку, пропитанную эфиром. Я орал и вырывался. Где-то в глубине души у меня отпечаталось: «Никогда больше не переживу подобного!» До сих пор перед моими глазами стоит образ. Меня держит на мушке воображаемый разбойник и говорит: «Сейчас свяжу тебе руки, а на голову накину мешок». В этом кошмаре я всегда отвечаю (не сомневаюсь, что в реальности отреагировал бы точно так же): «Не надо, лучше сразу пристрелите меня». Действительно, я лучше умру, чем перенесу такое издевательство.

Избавление от фобий требует долгого и сложного лечения. Но для формирования фобии достаточно одного сильного переживания, в чем неоднократно убеждался и я, и многие другие. Например, если вы неожиданно увидите на полу длинный извивающийся предмет, у вас вполне может развиться патологический страх змей.