Смысл тревоги

Прежде всего, необходимо обратить внимание на представление Фромма о диалектической природе свободы. У свободы всегда есть два аспекта: негативный аспект, то есть свобода от

ограничений и авторитетов, но также и позитивный, который выражается вопросом: будет ли человек использовать эту свободу для установления новых взаимоотношений? Чисто негативная свобода ведет к изоляции человека от окружающих.

Диалектическая природа свободы проявляется и в развитии каждого ребенка, и в филогенезе структуры характера данной культуры, например, в развитии характерных особенностей современного западного человека с эпохи Возрождения. В начале жизни ребенок привязан к своим родителям «первичными связями». В процессе своего роста он становится свободнее, преодолевая зависимость от родителей, — этот процесс называется индивидуацией. Но индивидуация несет в себе угрозу, потенциальную или актуальную: первоначальное единство нарушается, ребенок постепенно разрывает первичные связи и начинает понимать, что он — отдельное существо, что он одинок.

«Отделение от мира, который по сравнению с индивидуальным существованием кажется гораздо более сильным и могущественным, а иногда — пугающим и опасным, вызывает чувство беспомощности и тревоги. Пока человек был составной частью этого мира, пока он не действовал самостоятельно и не осознавал своих возможностей и обязанностей, у него не было причин бояться»[371].

Чувство отчуждения от других и сопутствующую тревогу невозможно переносить слишком долго. В идеале человек, ставший самостоятельным, устанавливает новые позитивные взаимоотношения на основе своих способностей; во взрослом возрасте это выражается в любви и продуктивной работе. Но в реальности эта непростая проблема никогда не решается окончательно, свобода сохраняет свою диалектику на каждом этапе роста. Перед человеком постоянно стоит вопрос, что он должен делать. Надо ли устанавливать новые позитивные взаимоотношения или же стоит пожертвовать свободой, чтобы избежать одиночества и тревоги? Надо ли снова устанавливать отношения зависимости или же следует находить всевозможные компромиссные решения, которые снижают тревогу («невротическое поведение»)? Ответы на эти вопросы имеют решающее значение для развития личности.

Ту же диалектику свободы можно наблюдать на уровне культуры. Индивидуализм эпохи Ренессанса дал свободу от средневековых авторитетов и правил — свободу от религиозных, экономических, социальных и политических ограничений. Но в то же время свобода разорвала те связи, которые давали человеку чувство безопасности и связывали его с другими людьми. Этот разрыв, как говорит Фромм, «неизбежно должен был повлечь за собой глубокое чувство неуверенности и бессилия, породить сомнения, одиночество и тревогу»[372]

.

Свобода от средневековых ограничений в экономической сфере, — когда гильдии перестали регулировать рыночные отношения, запрет на ростовщичество был снят и началось накопление богатства, — была одновременно и выражением нового индивидуализма, и его мощной поддержкой. Теперь человек мог посвятить свою жизнь экономическому накоплению, насколько позволяли его способности (и удача). Но эта экономическая свобода усилила отчуждение человека от окружающих и подчинила его новым силам. Теперь существованию человека «начали угрожать безличные силы — капитал и рынок. Его взаимоотношения с другими людьми стали враждебными и отчужденными, поскольку каждый другой человек является потенциальным соперником; человек теперь свободен — то есть одинок, отчужден и насторожен, поскольку со всех сторон его подстерегают опасности»[373].

Особенно важно понять, как изменения повлияли на средний класс, — не только потому, что эта группа постепенно становится наиболее важной, но и потому, что проблема невротической тревоги в современной культуре в особой мере касается среднего класса. Сначала о накоплении думали лишь некоторые из наиболее властных капиталистов эпохи Возрождения, затем эта забота постепенно охватила горожан, представителей среднего класса. В шестнадцатом веке средний класс оказался между двумя силами — между очень богатыми людьми, которые постоянно демонстрировали свое богатство и власть, и людьми крайне бедными. Хотя представителей среднего класса и пугали идущие в гору капиталисты, их также беспокоило соблюдение законов и социального порядка. Можно сказать, что они разделяли те представления, которые породили новый капитализм. Поэтому ненависть, которую испытывали люди среднего класса, оказавшиеся в тревожной ситуации, не выражалась в открытых бунтах, как, например, у крестьян центральной Европы. Агрессия в среднем классе в основном вытеснялась и принимала форму благородного негодования и чувства обиды. Известно, что вытесненное враждебное отношение усиливает тревогу[374], поэтому такая интрапсихическая динамика порождала тревогу у представителей среднего класса.