Смысл этот распространяется сверху вниз из ступени в ступень на всю тварь. По апостолу, «воскресает каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы в пришествие Его» (I Кор. XV, 23). А через человека и вслед за человеком совершается и освобождение всей твари от рабства тления (Рим. VIII, 21). И не только в учении о воскресении, – в самом начале евангельского повествования о земном подвиге Христа мы имеем указание на то, что Его победа над искушением есть начало восстановления нарушенного грехом единства всей твари. Вокруг Христа в пустыне собирается и земное и небесное. «И был со зверями. И ангелы служили Ему» (Мк. I, 13). И ангелы и звери тут являют в себе тот единый Божий замысел о вселенной, который в Богочеловеке находит себе видимое завершение и средоточие. Все предназначены стать во Христе новою тварью (Гал. VI, 15).
В этом заключается ключ к разрешению тех сомнений по вопросу о человеческой свободе, которые были высказаны в начале настоящей главы. Свобода человека подчиняется единому вселенскому замыслу о человечестве и обо всей новой твари вообще: вот почему вне того вселенского целого, в котором открывается этот замысел, мы не найдем ни полноты этой свободы, ни откровения ее смысла.
Мы уже видели, что свобода каждого отдельного человеческого индивида ограничена общими условиями мирового строя. Теперь смысл этого ограничения становится нам понятен. В идее человек есть подчиненная часть человечества как органического целого. Предназначенный входить в состав этого собирательного существа, он вне общечеловеческого целого не может явить своей идеи, или, иначе говоря, не может осуществить своего индивидуального и вместе с тем вселенского призвания. Отсюда – то безусловно необходимое сцепление событий, которое связывает жизнь индивида с жизнью рода, – более того, с жизнью всего мирового целого. Отсюда – роковое бессилие отдельного индивида – порвать самостоятельными усилиями своей воли греховную цепь, связующую преемственный ряд поколений. Пока грехом связан род, подневолен греху и каждый индивид в качестве члена рода; а потому проявления индивидуальной свободы могут быть лишь частичными, исчезающими проблесками другого мира. Полное освобождение индивида возможно лишь через всеобщее освобождение рода.
Ограничение свободы индивида во времени заключается в том, что он связан всем прошлым человеческого рода, а постольку – и его грехом. Исключения из этого правила составляют лишь родоначальники человечества – первый Адам, который начинает собою род человеческий, а потому и не связан какой-либо предшествующей стадией его развития, и второй Адам – Христос, родившийся не от семени мужа, а от Духа Свята и Марии Девы[47]
, а потому не восприявший от прошлого греховного наследия и начинающий во времени новый, богочеловеческий род. В обоих этих случаях самоопределяющаяся личность является в то же время средоточием и носительницей рода как целого, так что самоопределение одного человека является тем самым и самоопределением всей человеческой природы. И Адам и Христос определяются к действию не только за себя, но и за всех, Адам – в качестве родоначальника естественного, а Христос – в качестве родоначальника духовного, т. е. носителя идеи, смысла всего человечества и каждого отдельного человека.Такое учение о свободе, в свою очередь, вызывает вопросы и сомнения. Если только родоначальники рода человеческого свободны от уз первородного греха, не значит ли это, что свобода по отношению к человеку – лишь исключение? Какое же право мы имеем говорить о ней как о даре, присущем всякому человеку, как таковому? Какая при этих условиях может быть речь о вине и ответственности каждого человека? А если он – не ответственный за свои поступки раб греха, то во что обращается его призвание – быть другом Божиим? И если жертва Христа не есть подвиг нашей собственной свободы, то как же может она послужить нам оправданием? Не вынуждены ли мы впасть здесь в заблуждение только что отвергнутой нами явно неудовлетворительной латинской теории об оправдании чужими заслугами?
Ответом на эти вопросы является все христианское учение о спасении. – Совершенная жертва Христова спасает человека не как действующее извне колдовство, а как духовное воздействие, освобождающее его извнутри и преображающее его природу, лишь при условии самостоятельного самоопределения его воли.