Сначала было весело

Погрузившись в мысли, какое-то время сосредоточенно чистим рыбу. Трещит чешуя, сопит от усердия напарник.

– А как ты думаешь, зачем нас тут держат? – интересуюсь я, потянувшись.

– Если честно, то мне кажется, что это что-то вроде эксперимента. А может, и телешоу.

– В смысле?

– Для какого-нибудь платного канала.

– После «Теории измены» и «Спокойной ночи, мужики» я могу поверить и в существование такой передачи. Те же японцы охотно возьмутся спонсировать подобное шоу. Любят они кровь и насилие…

Уловив мелькнувшую тень, замолкаю.

Приходит Призрак, тот, у которого растительности на голове минимум, ныряет в буфет. Показывается на свет пузатая бутылка темного стекла. Рубиновая жидкость наполняет стакан. Мужик одним длинным глотком выцеживает ее и довольно крякает.

– Чего таращитесь? – Грубый голос и косой взгляд мигом напоминают, кто здесь царь и бог.

Мы поспешно склоняемся над рыбинами, с остервенением борясь пивными крышками с чешуей.

– Много осталось?

– Две… три рыбы, – докладывает напарник.

– Ладно, – заявляет Призрак Великой Екатерины, – мой руки, она и сама доделает. Быстро!

Товарищ по несчастью проворно бросил в корзину недочищенную рыбину и принимается дергать местного мойдодыра за пипочку.

– Помыл?

– Да.

– Тогда пошел. Возвращайся в камеру.

Обернувшись ко мне, приказывает:

– Работай. И ни с места.

– Буду. Да.

Они уходят, я со стоном распрямляюсь. И улавливаю краем глаза застывшее в стекле серванта отражение. За мной наблюдают.

Первой мыслью было – это Вольдемар.

Но присмотревшись, поняла, несмотря на ужасное искажение, лицо принадлежит человеку значительно более взрослому.

Значит, проверяют. Холодеет в груди: «А если и наш разговор о возможности побега подслушали?»

Склонившись над миской, с демонстративным энтузиазмом набрасываюсь на несчастного карасика. Чешуя летит во все стороны. Кому-то придется помучиться, чистя ковры. Надеюсь, не мне.

Минут через пять возвращается Призрак.

– Все?

– Последнюю дочищаю.

– Хорошо. Дочищай и вымой ее хорошенько. Жарить-то умеешь?

– Умею, – признаюсь я.

– Сама справишься? Или помощницу привести?

– С помощницей было бы хорошо.

– А шеф-повара из французского ресторана тебе не нужно? – хихикает носильщик Старухи. – Эх, шутница. Помощницу ей подавай… Сама справишься!

– Справлюсь.

– Вот и хорошо.

Наполнив стакан вином, юродивый Великой Екатерины усаживается на стул.

Полощу метисов и сазанов, помытых складываю на стол. Вышла внушительная горка.

– Какую сковородку можно взять?

– Бери самую большую, – тычет пальцем лысый Призрак. – Быстрее будет.

– А соль где?

– В буфете, на верхней полке.

– Масло можно взять это?

– Бери это.

– Мука?

– Посмотри в ящиках стола. Должна быть. А нет, в кладовке из мешка наберешь.

Поднеся зажженную спичку к самой большой конфорке, открываю газ. Вспыхивает огонь.

Пристроив сковороду, добавляю масла. На стол высыпаю горку муки и небольшую – соли.

Макнув пальцы в соль, натираю рыбину, перекатываю с бока на бок в муке и на сковороду. Масло шкварчит, стреляет гейзерами пара.

– Ты что делаешь, дура!

Испуганно присев, втягиваю голову в плечи.

Призрак, выронив стакан – уже пустой, – отталкивает меня в сторону и, сорвав покрывало с вытяжки, о наличии которой я и не подозревала, включает ее. Мощно загудело, поток воздуха увлек прочь дым и гарь.

– Задымить решила?

– Я не знала, – закрывая лицо руками, шепчу я.

– Дура! – в сердцах бросает мужик и возвращается на место. – Переворачивай – сгорит.

Я бросаюсь к сковородке. Не хватало только рыбу сжечь, тогда точно влетит. Не от Призрака – похоже, этот не снисходит до рукоприкладства, но настучать карлику не преминет. А уж за тем не заржавеет.

14. Обитель Вольдемара

Запив бутерброд горьким чаем с сильным привкусом какой-то пряной травы, сметаю со стола крошки и ссыпаю их в стакан.

За порядок в камере отвечает узник. О чем карлик напоминает весьма часто. А напоминалка у него одна – плеть. Работает безотказно.

Сегодня утром на кухне дежурила Нинка, поэтому бутерброд, который достался мне, размерами превосходил остальные, да и слой колбасы не один.

– Спасибо, – шепчу ей, подавая грязную посуду между прутьев решетки. В сопровождении Мордоворот, и, значит, за открытый без дозволения рот не последует немедленного наказания.

Улыбнувшись уголками губ, подруга следует дальше.

Придерживаясь за стенку, пристраиваюсь над отхожим ведром. Ноги предательски дрожат, но не подгибаются.

Распрямившись, облегченно перевожу дыхание. По лбу катится холодный пот.

После ужасов подземелья со всепроникающим холодом, крысами и полной беззащитностью перед злобой карлика камера кажется почти уютной и подобной убежищу. Веди себя тихо, повинуйся и избежишь наказания. И хотя разумом я понимаю, что это не больше чем иллюзия, какая-то часть сознания начинает воспринимать камеру как дом. Вот так и ломают психику. Не одной болью. А умелым чередованием боли и относительной безопасности. Так и свинка бегает от корыта к луже, зная, что если не будет рыть подкоп под забор, то получит ведро помоев на завтрак, и, может, за ушком почешут. Вот только по осени… пустят под нож.