Сначала было весело

Ко мне привыкли, и я начала отлучаться без присмотра Вольдемара. То воды ему с кухни принести, то в туалет сбегать. Без сопровождения возвращалась в камеру. Несколько последних ночей я провела в комнате парня, пристроившись на коврике. Не очень удобно, но для плана важно. Правда, когда оставалась на ночь в его спальне, он надевал на меня наручники, защелкнув второй браслет на ножке шкафа, который и с рычагом не приподнимешь.

– Зачем? – растерянно улыбнулась я, когда стальные браслеты обхватили кисть в первый раз.

– Так положено.

– Но, Вольдемар, я ведь…

– Правила. Нужно их выполнять.

– Хорошо, Вольдемар.

– Ты не сердишься? – спросил он. Я вознамерилась было нахмурить брови… хорошо не успела. – А то, кому не нравится выполнять правила – тот враг. Так мама говорит.

– Не сержусь, – улыбнулась я. Само существование такого правила говорит о наличии прецедента. Не от Вольдемара сбегали, как мне думается. Интересно, повезло ей или…

– Конечно.

Правило по-прежнему действует.

Вольдемар, убрав связку ключей в карман, растягивается на кровати. Зарывшись в ворох одеял, сладко вздыхает и распоряжается:

– Пой колыбельную.

– Какую?

– Любую.

– Но, Вольдемар, я не знаю…

– Сочини.

– Но…

– Я жду. – В голосе прорезались капризные и какие-то злые нотки.

Вздохнув, прочистила горло и затянула блеющим голоском:

– Спят усталые игрушки, Вольдемары и подушки тоже храпят, баюшки-баю.

– А говорила – не знаешь. Хорошо получается. Пой дальше.

И я запела.

Несу все, что на ум приходит. А в усталую голову лезет преимущественно откровенная ерунда.

Но подействовало. Вольдемар захрапел.

А вот мне под его аккомпанемент не удается заснуть до самого утра.

Наконец усталость взяла верх над пронизывающим до костей холодом, над проникающим до мозга мерзким звуком.

Но стоило мозгу погрузиться в объятия Морфея, как я оказываюсь над собой.

Смотрю под ноги, вижу прикованное наручниками к ножке шкафа тело, зябко кутающееся в замызганный халат. На выглядывающей коленке темнеет синяк, на шее следы зубов, ухо красное, припухшее, на скуле ссадина. На мертвенно-бледном лице следов косметики нет, лишь темнеют набрякшие под глазами мешки.

Медленно, словно двигаясь в толще воды, поворачиваюсь.

На кровати похрапывает Вольдемар. Вольготно развалившись, укрывшись толстым одеялом.

Одним движением перемещаюсь к изголовью.

– Скотина, – бросаю я, плюнув в ненавистное лицо. Слюна на половине пути превратилась в облачко пара, бесследно растаявшее в воздухе. Но на сердце полегчало.

Какая-то сила, словно необоримый поток ветра, несет меня к двери.

Невольно зажмуриваюсь в ожидании неизбежного столкновения.

Чпок!

Невидимые пальцы дергают за волосы.

Открыв глаза, обнаруживаю, что благополучно выбралась из комнаты. За спиной осталась закрытая дверь.

Чувство нереальности происходящего, промелькнув, оставляет после себя привкус горечи.

Я делаю шаг вперед, но остаюсь на месте.

Еще шаг. Ковер под ногами послушно проплывает подо мной, но стены, мебель и потолок утверждают обратное – я не продвинулась ни на сантиметр.

«Что за чепуха?» – всплывает мысль.

Вот только удивления нет. Лишь какое-то возмущение на законы физики, которые отказываются выполняться. Откуда-то возникает уверенность, что так и должно быть.

Рывок, пытаюсь бежать… тотчас вязну в густом как смола воздухе.

Лишь уверенность, что стоит по-настоящему пожелать, и я преодолею преграду, заставляет бороться еще и еще.

Остановившись, подношу к глазам руку. Изучаю линии.

Они, словно карты подземных лабиринтов, столь же разветвленных и запутанных.

Мне очень важно двигаться вперед.

Раскидываю руки, словно птица. Порыв ветра бьет в лицо, треплет халат. Но посмотрев вниз, вижу лишь нагое тело. Хотя отчетливо ощущаю вьющиеся вокруг ног полы халата.

Одним шагом покрываю несколько метров, отделяющие меня от двери.

Стальной лист выгибается, словно надуваемая жевательная резинка.

Чпок!

На этот раз я не зажмурилась и отчетливо рассмотрела, как лицо уперлось в металл, выгнуло его до полной прозрачности и оказалось с обратной стороны.

Туалет. Прачечная, дверь которой приоткрыта, и в душевой кабинке под потоками отчего-то ржавой до красноты воды плещется Вольдемар. Его тело, словно у японского мафиози – якудзы, – покрыто татуировками. Несмотря на расстояние и потоки воды, мне удается рассмотреть, что они нанесены не иглой, а раскаленным жалом паяльника.

Как он здесь оказался?

Ответа на вопрос нет, но он уже и не интересен. Я двигаюсь дальше по коридору. Вроде как знакомый путь, но в то же время есть какие-то неуловимые различия.

Поворот, поворот и очередная дверь. Скорее даже ворота.

Над ними висит табличка с неизвестными значками, нанесенными будто бы клинописью. Такие мне видеть приходится впервые, но смысл написанного понятен: «Оставь надежду, всяк сюда входящий, и счастливой дороги отсюда уходящему».

Перед дверью стоит карлик.

В его руке неизменная плеть. Только присмотревшись, я различаю глазки. Это не плеть, это змея о двух головах.

Чернобыльский мутант.

Страшно.

Хочу убежать.

Не могу.

Ветер толкает в спину.

Карлик со змеей все ближе.

– Отдай ключи, – требует он.

– Нет.

– Отдай!