Но если ничего не происходило в мире, то в душе поэта все бурлило и клокотало, отдаваясь дрожью в руках и во всем теле. Не вполне отдавая себе отчет в том, зачем он это делает, Арбо полез на дерево, под которым до этого стоял. Нижние ветви, к счастью, оказались невысоко над землей. И все же то проворство, с каким поэт забрался вверх, говорило о том, что им движет какая-то новая сила, позволяющая преодолевать непреодолимые ранее препятствия. Поднявшись достаточно высоко, он глянул в окно и чуть не сорвался вниз: посреди комнаты на медицинском столе, вытянув руки вдоль тела, лежала Вера. Глаза ее были закрыты, и Арбо тотчас представилось, что она мертва. Едва удержавшись, чтобы не закричать, он так вцепился в ветви, за которые держался, что пальцы пронзила резкая боль. Не отрываясь, широко раскрытыми глазами он смотрел в окно.
Сколько прошло времени, он не знал, не соображая, что делать и надо ли что-нибудь делать. Вдруг через комнату метнулась тень, и перед Верой со шприцем в руке оказалась та самая женщина, что когда-то предлагала ему заполнить бланк.
К Мари Арбо явился, созвонившись с ней предварительно по телефону. Почувствовав его необычную возбужденность, она сразу же предложила ему подняться в ее апартаменты, чтобы официальность обстановки не мешала их разговору. Комната, в которой она его принимала, представляла собой и гостиную, и кабинет, но комната эта принадлежала молодой женщине, что сразу чувствовалось в отсутствии гостиничной чопорности и кабинетной строгости.
— Садись. — Она показала ему на кресло, а сама устроилась на диване, и позой, и улыбкой подчеркивая, что готова слушать его, и слушать по-дружески.
— Мари, — начал он с заранее заготовленной фразы, — я тебе выложу все как на духу, только дай мне, пожалуйста, слово, что не будешь меня ругать.
— Арбо, милый, папа с мамой, как я знаю, тебя не ругают, если и я откажусь от этой чудной привилегии, ты можешь стать плохим мальчиком. — И она погрозила ему пальцем.
— Знаешь что? Брось-ка ты эти штучки, а то я встану и уйду.
— Можно подумать, что я буду тебя удерживать.
— Так дело-то ведь серьезное. Стал бы я тебе мешать, если бы у меня не было к тебе дела, — закричал он.
— А если серьезное, так не ори и никаких обещаний у меня не выпрашивай.
— Ах так! Тогда считай, что я пришел сделать официальное заявление.
— О чем?
— О насилии над личностью.
— Извини меня, Арбо, — Мари улыбалась, ее явно забавляла его горячность, — но ты явно обратился не по адресу. С таким заявлением надо идти в полицию.
— Зачем мне идти в полицию, когда у нас есть ты.
— Ах вот как! Я вам уже и полиция.
— Ну зачем ты передергиваешь? Я ведь к тебе пришел, и не пойду я в полицию, я его лучше сам убью.
— Кого, если не секрет?
— Доктора, — опять заорал Арбо, — нашего доктора, дружка Эрделюака.
— Тогда расскажи — за что.
— Так разве я сюда не с этим пришел?
— Чтобы убить доктора?
— А, — завопил Арбо и кинулся на нее, делая вид, что хочет вцепиться ей в горло.
Мари, хохоча, отбивалась от него, выкрикивая:
— Арбо, я не доктор, честное слово — не доктор. Пусти, черт толстый, пусти меня.
Арбо отступил на два шага и ткнул в нее пальцем:
— Будешь слушать?
— Ну еще бы! Если уж дело дошло до убийства, просто уши развешу.
Последнюю ее реплику поэт словно и не слышал.
— Так вот, — начал он, — я установил, что доктор Хестер совершает насилие над своей женой…
Не удержавшись, Мари прыснула в ладонь, не сводя с него глаз.
— Почему ж насилие? Она же его законная супруга. А потом, как же ты это установил?
Арбо опять не поддержал ее веселости.
— Я залез на дерево, — заявил он.
Мари, зайдясь хохотом, так и покатилась по дивану.
— Ты, на дерево? — вскрикивала она сквозь смех. — Ой, спасите меня! Представить себе не могу!
— Смейся, смейся, — с укоризной сказал он. — Я толстый, я неуклюжий, я глупый — вы все умные. Надо мной можно смеяться. Давай, давай, я подожду.
Мари наконец поняла, что чересчур увлеклась, что ее веселость обижает Арбо, и хозяйке, пожалуй, следует повнимательней отнестись к гостю.
— Прости меня, пожалуйста. — Она продолжала улыбаться, но уже без всякой дурашливости. — Давай-ка сразу уточним. На какое дерево ты залез?
— В саду у доктора Хестера.
— И увидел что-то такое, что побудило тебя обратиться ко мне?
— Да, именно так.
И тут Мари увидела в его глазах такую тоску, что ей стало не по себе.
— Говори, говори, — только и вымолвила она.
— Знаешь, я довольно давно наблюдаю за доктором и Верой. С чего это началось, я уже и не помню, но что-то мне не понравилось в его отношении к ней. Меня раздражала его слащавость, какая-то фальшивость во всем, что он делает. Согласись, это не то, что принято в нашем клубе. Я старался сдерживать себя, не показывать, что я о нем думаю… И вот наступил момент, когда я не выдержал и забрался к доктору в сад.
— О Господи! Ты хоть представляешь, чем это тебе могло грозить? — воскликнула Мари.