Снайперский удар

– Итак, что мы имеем? – Паша сидел за столом, глядя на своих офицеров, заместителей командиров взводов и старшину, сидящих напротив. – Через четыре часа нужно будет менять людей на наблюдательных постах. Завтра отдаем одиннадцать человек на пять дней, через пять дней на «Клык» и элеватор уезжают следующие одиннадцать добровольцев. Кроме того, мы ежедневно должны иметь две пары в дежурной готовности, плюс, как все говорят, будем охранять полководцев. Плюс наряд по роте, как положено. И еще. Когда я был на совещании у Сурина, то слышал, что штаб готовит какое-то грандиозное наступление на Дэйр-Эз-Зор. А туда наступать может только группировка «Пальмира», то есть мы. Всяко очевидно, что нас привлекут в наступающие подразделения. Короче, забываем, товарищи, про сон и отдых…

В этот момент раздался звонок полевого телефона. Паша протянул руку и снял с аппарата трубку:

– Стрелковая рота.

– За ужином посылайте людей на пищеблок… – раздалось из трубки. – А то что-то вы сегодня припозднились…

Паша посмотрел на старшину:

– Макс, ты разобрался с кормежкой?

– Да, расход на личный состав отдал дежурному по пищеблоку. Сейчас сам схожу туда с четырьмя бойцами с термосами. Потом без меня сами ходить будут.

– Ну, тогда ужинаем, обустраиваемся и отдыхаем. На сегодня дел хватит…

Вскоре с пищеблока принесли еду, ничем не отличающуюся от той, которую варят в воинских частях, расквартированных в России: макароны с тушенкой, капустный салат, хлеб, масло, чай. От съеденных на обед кур гриль уже и запах простыл, и поэтому все с жадностью накинулись на еду.

Разобрав манатки, Паша прикрепил над своей койкой фото супруги и ребенка, посмотрел на них, стараясь не впасть в сентиментальность. Какая же это была великая глупость, молодой эмоциональный порыв незрелого в бытовых делах зеленого лейтенанта! Как ни крути, а тогда, пару лет назад, между семьей и службой Паша, движимый безумным мальчишеством, однозначно выбрал службу – ведь ему было в радость пропадать в бригаде, ставя свой «командирский голос», отвергнув полностью семью, которая требовала много внимания и заботы, тогда как всего себя Паша отдавал морской пехоте. Осознавать это сейчас ему было бесконечно больно, и за эти два года он уже решил, что глупости, совершенные в молодые годы, нужно исправлять, конечно, если еще не поздно. Паша знал, что эти мысли, если им дать волю, могли довести его до нервного тика, что здесь, на войне, было бы более чем излишне. Нужно было ставить точку на всех этих рассуждениях, чтобы они не поглотили разум в период предстоящей боевой работы.

– Хвостов! – громко позвал Паша своего взводного.

– Товарищ командир?! – В комнату заглянул Миша Хвостов.

– Посты когда меняем?

– Через десять минут выходим, – ответил лейтенант, посмотрев на наручные часы.

– Я с вами.

– Окейно, командир, – кивнул Миша.

– А ты что, разводиться собрался с Иркой? – спросил Шабалин. – Ты как-то говорил…

– Да пошла она, – Хвостов махнул рукой, мол, не хочу говорить на эту тему.

– Что так?

– Да вопит постоянно, что я мало времени ей уделяю. А когда ей время уделять, если я все время на службе, то в нарядах, то на полигоне, а сейчас вон, вообще далеко уехал.

– Не разводись, Миша, – сказал ротный. – Просто мой тебе совет. С высоты прожитых лет. Потом пожалеешь, но будет уже поздно.

– Посмотрим, – неопределенно отозвался Хвостов.

Паша поднялся, надел бронежилет, шлем, в подсумки, висящие на креплениях молли на передней бронеплите, вложил четыре магазина к «Винторезу», взял бесшумную винтовку и шагнул на выход. На улице играл вечерний закат.

Четверо снайперов, готовых к заступлению на посты, выстроились у входа. Хвостов проверил у них оружие и скомандовал:

– На-ле-во! Шагом марш!

Первыми сменили пост «Офис», затем пошли на «Почту», где Паша решил на некоторое время остаться.

– За время несения службы происшествий не случилось, – доложил старший смены.

Хвостов и контрактники ушли, на посту осталась новая смена. Ночь, похоже, обещала быть спокойной, хотя в воздухе чувствовалось перемещение воздуха, в любой момент готовое усилиться и поднять мелкодисперсную пыль пустыни, превращая ночной воздух в некий абразивный массив, способный проникать в любую, даже самую мелкую, щель.

Расположившись удобнее в одном из кресел, Паша прильнул к оптико-электронному прибору наблюдения, который мог работать не только в качестве хорошего бинокля, но и прибора ночного видения, что в темное время суток приобретало решающую роль в упреждении возможных действий противника.