Снайперы

И вот, с одним своим приятелем, который был из Куйбышева, мы решили добраться до Москвы, а оттуда вместе с ним поехать в Куйбышев, куда ему было нужно, – там у меня, во всяком случае, старший брат работал. В Москве же делать было нечего, никого из родных у меня там уже и не оставалось. И мы пошли тогда к Киевскому вокзалу. Это было где-то в 400 километрах от Киева. Вид наш, конечно, был соответствующим: я был, например, с перевязанной спиной. И вдруг видим: подходит состав «Киев – Москва». Смешно это вспоминать, но тогда у нас ни еды, ни денег не было. Вообще, можно сказать, ничего не было, за исключением только красноармейской книжки да справки о том, что в связи с тяжелой обстановкой нам разрешается свободно везде ездить и ходить. Нас, таких солдат, на вокзале собралось человек, наверное, пять. Смотрим: у вагона стоит пожилой контролер. «Дяденька, пусти нас», – говорим ему. «Билеты есть?» – спрашивает. «Да какие билеты?! Мы прямо с фронта». – «Нет, без билета не пущу», – отказывается он. И вдруг, на наше счастье, выходит из вагона подполковник со звездой Героя Советского Союза на груди и спрашивает: «Ну что, братцы-славяне, стоите? Ехать надо». – «Да дяденька не пускает», – пожаловались мы ему. И тут он пошел на контролера: «Сейчас пристрелю, гад. Ты кого не пускаешь? У тебя хоть что-то осталось в голове?» И он нас завел к себе в купе. А ведь тогда поезда были настолько переполнены, что солдаты даже на крышах вагонов ездили. Когда мы туда к нему зашли, начали отказываться от удобств, говорили: «Да мы постоим или полежим на полу». Но он настоял на своем.

Потом, когда мы подъезжали к Москве, там на Киевском вокзале уже стояли войска НКВД и вылавливали всех тех солдат, которые по разным причинам в госпиталь не попали и ошивались по стране. Но я, как старый москвич, знал все ходы и выходы, поэтому со своим приятелем вышел в заднюю дверь, пролез под вагонами и, короче говоря, скрылся от этой проверки. Добрались мы с ним до Казанского вокзала, а там уже собирались садиться в метро. Но так получилось, что я в метро успел заскочить, а мой приятель – нет, дверь прямо перед его самым носом закрылась. Я ему через стекло показываю: на первой остановке я выйду. «Ну понял?» – показал знаками я ему. Он показал, что понял. Не будешь же кричать! После всего, что мы перенесли, для нас кричать было вообще невозможно. Когда я вышел из метро, то, наверное, часа два искал своего товарища. Но он так и не объявился. Поэтому наши пути, как говорится, разошлись. Ну я после этого где-то два дня жил у своих разных знакомых, а потом сам пришел в госпиталь, который находился в местечке Реутово, что в 15 километрах от Москвы. Сейчас Реутово вошел в черту самой Москвы. Там меня долечили, в июне 1944 года демобилизовали и отпустили, как говорят, на все четыре стороны. Так закончилась моя фронтовая жизнь. Я, кстати, после войны три раза ездил на День Победы в Москву, останавливался там в гостинице «Россия», надеясь встретить каких-нибудь своих однополчан. Но так никого и не встретил, кроме того самого старшины.

Что вы делали после демобилизации?

А пошел я обратно на свой моторный авиационный завод, где работал в самом начале войны. Но теперь я работал уже не токарем в обыкновенном цехе, а в самом классном цехе – по испытанию двигателей моторов. И так я там трудился три года.

Помните, как вы встретили День Победы в первый раз?