Да плевать, это её дело! Не нужна ему сучка, которая бросает, когда всё рушится. Не нужна стерва, которая держалась за него, когда он был на подъёме, когда был окружён уважением и тайной. Эдакий чёрный принц. Чёрт! Какой он принц, полное дерьмо!
Когда все начало рушиться? Может быть, когда он принял метку… С гордостью и благоговением. Или когда согласился убить Дамблдора… Придурок… Или это началось ещё раньше, когда он, как идиот, кичился своей чистой кровью и происхождением… И где эта кровь сейчас? На кулаках тех, кто ловит его в темных коридорах Хогвартса и нещадно колотит. Или в Азкабане… В виде его сломленного отца… Или в больнице Святого Мунго, где мать проходит терапию после нервного срыва…
Всё, что было его гордостью, всё, что он любил и к чему стремился, всё растоптано и порвано в клочья. Он хренов придурок, который остался в итоге ни с чем…
По его щекам бегут слезы. Он всхлипывает. Ему все равно, что она слышит. Кто бы ни была эта девчонка, ему по хрену на то, что она возможно, узнает его и будет ещё одной из тех, кто тыкает в него пальцем, повторяя — слабак, урод, ублюдок, пожиратель…
Она тянет ему свой платок. Драко смотрит на это мокрое недоразумение в цветочек.
— Ты серьёзно? — вылетает у него.
Она вдруг фыркает и тихо смеется:
— Прости… Да… Я не сообразила… — платок исчезает из поля зрения.
У него есть платок, но он ему не нужен. Он вытирается рукавом. Плевать… Не до манер.
— Ты тоже плачешь… — говорит она, как будто он не заметил.
— Это дождь… — усмехается Драко.
— Почему? — продолжает она.
— Я пьяный и мне хреново… — ответ до тошноты правдив, словно он на исповеди, а может стоит сейчас все ей рассказать, а потом уйти, не показав лица?
— Мне тоже… Хреново… — вторит она, и её голос срывается. Она откашливается и снова закрывает лицо руками, стонет с прискорбием.
Он тоже так хочет. Застонать… Нет, он хочет заорать…
И он кричит. Вопит, как идиот. Сгоняя диких ворон с ближайших деревьев в Запретном лесу.
Она оборачивается на него и вдруг скалит зубы и тоже кричит.
Вокруг темно, холод дрожит тугим туманом из их ртов. И они кричат с ней.
Идиот и идиотка.
Потом она снова смеётся. Кажется, Драко уже влюбился в её улыбку. Ему сейчас много не надо. Он давно не видел так близко девичьи улыбающиеся губы, и желание поцеловать незнакомку возрастает в тысячи раз.
— Что с тобой случилось? — спрашивает она и ёжится: наверное, тёплые рейтузы её больше не спасают.
— Я один. Совершенно один в этом мире. — Драко снова не врет. Честным быть хорошо. Слова не надо обдумывать, они просто есть. — А я не хочу быть один, но, видимо, это расплата…
— Я тоже одна… — она закусывает свои чёртовы губы, а у него встаёт в штанах.
Если она ещё раз так сделает…
— Мои родители далеко… В другой стране… Лучший друг устал от всего и уехал… А тот, кто был моим… — она всхлипывает, но упрямо продолжает: — Он предал меня. Вот и всё.
Её губы трясутся, так не хочется, чтобы она плакала, и Драко перекрывает её всхлипы, своим осипшим от холода голосом:
— Мой отец тоже сейчас далёк от меня, он осуждён, мать больна… И всё… У меня никогда и не было друзей… Да и девушка давно отвернулась от меня…
Она усмехается.
Только не кусай свои губы…
Но она делает это, а Драко громко сглатывает.
— Ты победил… — говорит она, подытоживая.
Ей весело. Как интересно…
— Ах, вот как… — Он качает головой. — Так это был конкурс, кому херовее живётся? Тогда где мой приз…
Её язычок проходится по нижней губе, как будто она раздумывает. А у него давно свело скулы… Эта деваха, кто бы она ни была, притягивает не хуже магловского магнита. Её синяя шапка как будто намекает, что она с Когтеврана… Но он может и ошибиться.
Спросить её имя или встать и сбежать? Он косится на её губы.
— Как тебя зовут? — решается он.
— Синяя шапочка… — хохочет она.
— Тогда, как же меня зовут в таком случае? — Она его веселит.
Почему ему с ней так легко. Может, это огневиски… Или он давно не общался с девчонками… А может потому, что она первая, кто заговорил с ним нормально за эти полгода, по-человечески…
— Давай, ты будешь… — начинает она задорно и смешно шмыгает носом.
Но их разговор прерывает чей-то смех. Они дружно поворачивают головы, и им хорошо видно парочку идущую из паба.
Пэнси Паркинсон и Рон Уизли.
* * *
Гермионе хватает взгляда, чтобы понять, кто сейчас пройдёт мимо неё и непонятного ей незнакомца. Она сжимает кулаки. Сердце колотится, как бешеное.
Только не это, только бы они не увидели её, убитую, в слезах в этом сугробе. Только бы не подумали, что это из-за них. Особенно Рон. Пусть не думает, что она сходит по нему с ума! Всё кончено. Ей хватит от него унижений на всю жизнь.
Там в кабинке туалета он смотрел на неё, но на лице не было и грамма сожаления, а когда Паркинсон с усмешкой кинула:
— Что ты пялишься, дверь закрой с той стороны, идиотка!
Он ничего не сказал. Он не бросился к ней просить прощения. Он смотрел на неё, отталкивая взглядом. Как будто молча вторил Пэнси. Гнал её от себя.
Гермиона оглядывается на парня, сидящего рядом. Кто бы он ни был. Он должен ей помочь.