Снег над барханами

Он не умел обращаться с трофейным, чужим для него оружием, поэтому не мог стрелять из «МП-40» или пулемета «МГ-34». Но взять с собой их — взял. Не столько даже из корыстных, хозяйских побуждений, сколько ради помощи другу — подкинуть дополнительные стволы, вероятно, обескровленному в огневых стычках лейтенанту. Водрузил оружие на верного осла. А сам вел его под уздцы, держа немецкую винтовку с оптикой наготове, напевая под нос мотив каракалпакской пастушьей песенки и осторожно огибая солончак.

Зоркий охотничий взгляд выцепил час назад заметно поредевшую толпу врагов, которые сбились в кучу и двигались в сторону аула.

Солнце клонилось к закату, но нагретая за день пустыня неохотно отпускала тепло.

Агинбек торопился к другу.

* * *

Лицо Делягина выражало крайнюю степень озабоченности, переплетенной с испугом. А еще непомерную тяжесть ответственности. Капелька пота, одна из десятка стекавших с головы офицера, застряла в пятнышке на щеке, на месте старого укуса ядовитого паука. Но всего лишь через пару секунд губы капитана перестали дрожать, округленные от удивления глаза вновь прищурились, кулаки сжались, осанка выпрямилась. Он неотрывно смотрел на внучку мираба Агинбека.

— Повтори-ка, девочка! Что ты сказала?

Он с трудом сглотнул и, не обращая внимания на праздничное многоголосие и мельтешение разноцветных нарядов местного населения, торжественно отмечающего Первомай, слегка наклонился вперед, чтобы отчетливее слышать посланницу страшной вести.

Вместо повторения сказанного Гугуш вынула из кармана халата записку Синцова и протянула Делягину.

— Товарищ офицер, ну что же вы стоите?! Им нужна помощь! Столько времени уже прошло, скоро начнет темнеть…

Капитан бегло пробежал глазами строчки послания, перечитал еще раз. Желваки на его скулах заходили ходуном, взгляд стал колючим и жестким. Мозг чекиста заработал в боевом режиме, анализируя ситуацию.

— Товарищ офи…

— Тихо, девочка, тихо, красавица! — оборвал плачущую девушку Делягин, нахмурившись и кусая ус, затем бросил ей: — Ты молодчинка! Ты просто умничка, что смогла добраться сюда и сообщить о ЧП. Только не будем будоражить народ, нам не нужна паника среди населения и срыв праздника. Пускай люди веселятся. Я все понял. Я понял, милая девочка… Соберу сейчас же тревожную группу, и выходим. Плохо, что в ночь окажемся в пути, плохо, что сил нема… Целый взвод диверсантов… Это же лучшие бойцы СС, парашютисты, явно подготовленные и опытные волкодавы… Ч-черт! Ну, Синцов… Ну, летеха, держись там… Без автомата, пешим, с одним табельным и гранатой… Вот же ж, срань господня! Гугуш, следуй за мной! Бегом!

Капитан спрятал записку в нагрудный карман, еле уловимым движением ощупал кобуру и быстрым шагом, натянуто улыбаясь встречным дехканам, направился в обход толпы. Он попутно жестами и короткими командами подзывал бойцов НКВД из охранения площади, приказывая явиться в условленное место. Гугуш неотрывно следовала за Делягиным, семеня по пыльной площади. Слезы ее перестали бежать, оставив мокрые полоски на запыленном личике.

— Товарищ капитан, что случилось? — подскочил небольшого роста, слегка полноватый, румяный чекист в звании младшего лейтенанта.

— Десант СС у Кызылкудука рано утром сбросили. До взвода. Намерений и маршрута не знаю. Внучка мираба Агинбека добралась, сообщила. Там ее дед и наш Синцов встретили противника, пытаются задержать его. Тимофей Ильич, быстро найди старшину Щербича, собери дежурную группу на выезд. Я сообщу секретарю райкома и пограничникам, свяжусь с центром. Найди сержанта Кобзаева, пусть готовит авто и пяток лошадей. Сбор… — капитан взметнул руку к лицу, посмотрел на циферблат часов, — через десять минут у крыльца конторы. Выполнять!

— Есть!

Военные разбежались, Гугуш с мольбой посмотрела офицерам вслед и прижала ладони к лицу. В горле невыносимо зажгло, тугим комком перекрыло дыхание. По спине побежали мурашки. «Нужно помочь солдатам! Нужно помочь и быть с ними. Гугуш, что же ты стоишь, как беременная ослица? Беги, Гугуш! Спасай своих мужчин…»

И девушка понеслась по улице вдоль домов и хижин с развевающимися красными стягами и транспарантами.

* * *

Сознание возвращалось неохотно и никак не прояснялось, глаза резало, виски налились раскаленным свинцом, в затылке жгло, будто спицу вонзили. С медленным возвращением к жизни начала ощущаться боль правой щеки и горячая струйка под носом.

Николай встрепенулся, но от боли в голове застонал. И сразу услышал немецкую речь. Отдельные реплики, из которых чекист, изучавший в академии язык потенциального врага, понял, что все очень плохо. У фрицев и у него, лейтенанта Синцова, взятого контуженным в плен. Он опустил голову и сначала заметил бурое, уже залепленное песком пятно на бедре, а затем почувствовал резь. Невыносимую и жгучую. Осколок. Явно засел осколок от той гранаты, подкинутой немцами.