Снег над барханами

Но он ошибся. Этот народный мститель перехитрил его, матерого австрийского диверсанта, прекрасно владея не только знаниями местного рельефа и природы, но и премудростями снайперского дела.

Но понять это фашист не успел — в ста метрах впереди раздался выстрел, причем без оптического блика и чуть в стороне от ложных знаков. Острая боль разорвала мозг Майера. Диверсант дернулся и медленно стал сползать вниз по песчано-каменистому склону, волоча в вытянутой руке автомат и оставляя после себя темный след.

Агинбек погладил винтовку, произнес что-то ласковое, обращаясь к ней, и ладонью расправил бородку. Затем, не поднимаясь в полный рост, передвинулся вправо и, припадая на один бок, стал собирать блестевшие на солнце прибамбасы.

* * *

Мютц равнодушно смотрел на щитомордника, серой лентой струящегося между камнями, присыпанными лессом, и мысленно прощался со своим подчиненным. Майер явно погиб — это опытный командир диверсионной группы ощущал всеми фибрами своего израненного тела и воспаленного мозга. Пара автоматных очередей, закончившаяся одиноким винтовочным выстрелом, и наступившая тишина говорили сами за себя. Майера больше нет в живых! Нет очередного солдата Великой Германии на этой грешной, бездушной, выжженной солнцем, проклятой земле. Есть дичь, ковыляющая, слабая, загнанная жертва, то есть они — группа Мютца, и есть охотники — два сильных духом, храбрых местных партизана. Один из них до мозга костей предан родному отечеству, офицер-чекист, который сдохнет десять раз, но победит. А другой — чересчур меткий и невероятно хитрый абориген, призрак пустыни, или, как говорят в этих краях, джинн. Дьявол во плоти! Водить за нос по бескрайней пустыне взвод сильных и бесстрашных солдат, изматывать их в смертельных поединках, использовать для этого все, что имеется или попадается под руку: гиблые природные ловушки, жалящих гадов фауны, палящее солнце и знакомый только им рельеф местности. «Невозможно сопротивляться всему этому. Нельзя победить такого врага!»

Мютц закрыл глаза, шатаясь от слабости и на ветру. Мириады жгучих песчинок неслись с востока вместе с лучами солнца. Они проникали под одежду, кололи плохо закрытые участки кожи, слепили и мешали дышать. Здесь даже песок был против нежданных захватчиков! Здесь все встало на войну с немецкими оккупантами. «Мы в полной заднице! Мы проиграли эту войну!»

Эсэсовец потянул с пояса фляжку, но в ней уже не было воды. Даже той теплой и затхлой мутной жидкости из кяризов заброшенного аула, которую удалось начерпать ночью.

Мютц еле-еле разлепил сухие обветренные губы и промолвил:

— Липке! Тащи Йозефа вон к той скале, помоги соорудить ему лежку, отдай последний гранатомет, винтовку и обвяжи его взрывчаткой.

— Герр капитан!..

— Ты слышал меня, Липке?! — оборвал медика гауптштурмфюрер и продолжил в его ошарашенную физиономию: — Пусть не высовывается под пулю снайпера, а лежит и ждет. Как почует опасность, сразу бьет фаустпатроном в цель. Если это не поможет, то кончает себя и любого, кто к нему приблизится. Я ясно выражаюсь, Липке?

— Так точно, командир!

— Это нужно, исходя из сложившейся ситуации, принимая во внимание нетранспортабельность раненого и во имя фюрера. Будь я на месте бедняги Йозефа, то поступил бы так же. Йозеф, ты понял меня?

Обессиленный переходом и ранами, военврач даже не кивнул, а обреченно опустил голову на грудь. Ужасные волдыри от укусов термитов на его пыльном красном лице воспалились и придавали бойцу вид какого-то фантастического чудища.

— Отто, помоги им. И быстро, быстро давайте. Времени нет. Враг уже совсем близко.

Не успел он договорить, как Граббе, радист группы, вскрикнул и застонал. Больше от страха, чем от боли. Он соскочил с серого валуна, на котором сидел, и покатился к ногам командира по сыпучему склону.

— Паук… А-а-а, командир… Паук… Проклятое насекомое! Я… Я умру… Липке, скорее дай мне противоядие… Липке, ты слышишь? Я умру… Это ядовитый паук… Ч-черт!

— Остынь, Граббе! — прошипел Мютц, поднимая солдата за шиворот комбинезона и вглядываясь в его лицо. — Не позорься, боец. Ты же сын рейха! Молча принимай боль и не вопи резаной свиньей. Замолчи сейчас же! Это не нож под ребро и не пуля в задницу, чтобы вопить здесь на всю чертову пустыню. Это обыкновенный паучок, коих на нашей планете миллиарды. И ты сейчас будешь от каждого шарахаться?

— Герр капитан, разрешите? — подошедший Липке, оставивший Йозефа на попечение Отто, протянул клинок, по лезвию которого бегал возбужденный после атаки на человека черно-красный паук жуткого вида.

— Черная вдова? — Мютц отшатнулся и скривился.

— Скорее каракурт. Он очень ядовит, командир. У Граббе нет шансов. Почти.

— Говори яснее, Липке. Он выживет?

— Без специальной медицинской помощи нет, — военврач наклонился, опустил нож к пологому камню, сбросил насекомое и раздавил его подошвой ботинка. — Смерть наступит в ближайшие двадцать минут.

— Так окажи ему эту помощь, чего стоишь?! — выкрикнул эсэсовец.