Читаем Снег Святого Петра полностью

Он встал и растворил окно. Порыв холодного ветра ворвался в комнату и зашелестел лежавшими на письменном столе бумагами. Должно быть, в это самое мгновение в комнату вошел Федерико. Когда я его заметил, он стоял, опершись на дубовую панель между двуручным мечом и шотландской шпагой. Вероятно, он только что пришел с болота или из лесу - в его гамаши набился смешанный с сосновыми иглами снег, а из открытого ягдташа высовывалась отливающая синевой голова какой-то болотной птицы. И снова я подумал о том, что это не была игра воображения - у мальчика действительно были черты лица виденного мною в антикварной лавке человека, мужчины, который, должно быть, являлся выдающейся личностью своей эпохи. Когда я увидел Федерико, стоявшего неподвижно подле меча, во мне промелькнула странная мысль: он рожден для этого оружия, оно как будто выковано для него. И я почти удивился тому, что в его руках была обыкновенная охотничья двустволка.

По узкому, жесткому лицу барона скользнула мимолетная улыбка.

- Уже вернулся? Я думал, ты придешь только к обеду. Как продвигаются работы в лесу?

- Рубка дошла уже почти до самого ручья,- доложил мальчик.- Завтра начнут отвозить срубленные деревья. Наняты трое новых рабочих. Они прежде служили на железной дороге.

- Рабочих с железной дороги я недолюбливаю,- заметил барон.- Они никуда не годятся. Кто их нанял? Праксатин?

Не выжидая ответа, он обратился ко мне.

- Это Федерико,- сказал он, не прибавив к этому ни одного слова ни о происхождении мальчика, ни о существовании между ними родственной связи.

- А это наш новый доктор, он только вчера приехал.

Федерико отвесил легкий поклон, ни одним мускулом лица не выдав, что мы с ним уже встречались. Я шагнул было по направлению к нему, но встретил такой изумленный и отстраняющий взгляд синих, как ирисы, глаз, что невольно остановился и опустил поднятую в приветствии руку,- он напомнил мне, что мы враги.

Барон фон Малхин не заметил ни взгляда Федерико, ни моего движения.

- Вы охотитесь? - спросил он меня.- Федерико знает каждого зайца в лесу. Здесь недурная охота, довольно много всякой дичи, а иногда даже лани встречаются. Как, вы ничего в этом не понимаете? А вот ваш отец бил диких уток налету. Если хотите, я научу вас ремеслу Нимрода*. Не хотите? От души сожалею. Вы, должно быть, вообще не занимаетесь спортом, не так ли?

- Не совсем так. Я фехтую.

- Вы умеете фехтовать? Это чрезвычайно интересно. На немецкий манер или на итальянский?

Я ответил, что одинаково хорошо знаком с обеими школами фехтования.

Барон пришел в полный восторг.

- Ну, значит, нам необычайно повезло! Вы прямо клад, доктор! воскликнул он.- В наши времена так редко можно встретить хорошего фехтовальщика. Не желаете ли померяться силами?

- Прямо сейчас?

- А почему бы и нет?

- Пожалуйста. С вами, барон?

- Нет, с Федерико. Он мой ученик в фехтовании на рапирах: чрезвычайно способный ученик, насколько я могу судить. Однако вы, наверное, все еще утомлены с дороги. Да еще этот приступ слабости...

Я бросил взгляд на Федерико. Он ожидал моего ответа с выражением напряженного внимания на лице. Заметив, что я наблюдаю за ним, он тут же отвернулся в сторону.

- О, приступ уже давно прошел,- сказал я.- Я в полной форме и готов к вашим услугам.

- Превосходно! - воскликнул барон фон Малхин.- Федерико, проведи доктора в гимнастический зал. Вот ключ от ящика с рапирами. Я сейчас приду.

Федерико пошел вперед, напевая про себя какую-то итальянскую песенку. Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним. В гимнастическом зале мы сбросили с себя пиджаки и жилеты, он молча подал мне маску и рапиру. По-видимому, он не намерен был дожидаться барона. Отойдя друг от друга на изрядную дистанцию, мы отвесили поклоны и стали в позицию.

Федерико начал с обводного удара в левую сторону и двойной финты, за которой, как я того и ожидал, последовал круговой удар. Я без особого труда парировал этот выполненный на ученический лад выпад. По правде говоря, я вообще не ожидал, что этот поединок окажется особенно интересным, и принял вызов только из желания доставить удовольствие барону. Я отнесся ко всему этому не очень серьезно и, механически парируя удары своего противника, все еще продолжал думать о Бибиш и о том, что скоро вновь увижу ее.

Но наш поединок вдруг принял непредвиденный оборот.

На мой очередной удар, которым мне удалось отклонить рапиру Федерико в сторону, тот ответил рядом чрезвычайно искусных притворных выпадов. Я понял, что недооценил своего противника. Еще до того, как я успел разгадать его намерения, тот нанес круговой удар, который я смог отвести лишь наполовину и который достиг моего плеча.

- "Туше"**,- отметил я и вновь встал в исходную позицию. Я был ужасно зол на себя и не мог понять, как допустил промах. За последние годы я получил два приза на фехтовальных турнирах, а моим противником был всего лишь подросток, начинающий фехтовальщик.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза