Снеговик

— Я не отказываюсь, просто хочу обдумать ответ. И вам придется изрядно подождать.

— У меня полно времени.

Стёп обернулся:

— Я не стану им злоупотреблять, Холе. Полагаю, вы понимаете, что я как журналист обязан обнародовать всю эту историю.

— Обнародовать?

— Холе, мать вашу, я что, по-вашему, не понимаю, что вы пришли ко мне с бомбой в кармане? А ведь ни в одно издание до сих пор не просочилось ни крупицы сведений о том, что со смертью Ветлесена не все так уж ясно. И если я сейчас дам вам ответ, который убедит вас в моей полнейшей непричастности, то вы повернетесь и уйдете, не кинув мне даже самой маленькой информационной косточки. Я прав, Холе?

Харри понял, чем все это пахнет. Да, Стёп оказался гораздо умнее, чем он думал.

— Вы не о той информации говорите, — сделал он ответный ход. — Информация, которая вам сейчас пригодилась бы, касается ответственности за отказ от сотрудничества со следствием.

— Туше! — обрадовался Стёп. — Но как журналист и либерал я предпочитаю занять вполне определенную позицию. Я — цепной пес, охраняющий свободу от враждебной ей системы. Неужели я могу смиренно поддаться давлению представителей власти, не выдвигая никаких условий?

— И что же это за условия?

— Эксклюзивная информация о деле, естественно.

— Я обещаю вам эксклюзивную информацию, — немедленно ответил Харри, — вместе с подпиской о неразглашении. Ни одной живой душе.

— Нет-нет, эдак мы никуда не продвинемся. Жаль. — Стёп засунул руки в карманы. — Ну что ж, у меня хотя бы появились основания порассуждать, того ли человека выбрала полиция в злодеи.

— Я вас предупредил.

— Спасибо, — вздохнул Стёп. — А вы подумайте, Холе. В субботу наша газета будет праздновать юбилей. В «Плазе». Шестьсот гостей будут отмечать двадцатипятилетие «Либерала». Неплохо для газеты, которая всю жизнь расширяла границы свободы слова и каждый день лавировала в грязных водах нашей юриспруденции. И за двадцать пять лет, Холе, мы еще не проиграли в суде ни одного дела. Я обговорю все с нашим адвокатом, Юханом Кроном. По-моему, вы с ним знакомы?

Харри печально кивнул. Стёп сделал еле заметный жест в сторону двери, показывая, что он считает беседу законченной.

— Обещаю помочь всем, чем могу, — сказал он в прихожей, — но и вы помогите нам.

— Ну вы же сами хорошо понимаете, что такая сделка для нас невозможна.

— Вы даже не поняли, что за сделка имеется в виду, Холе, — улыбнулся Стёп и открыл дверь. — Даже не поняли. Думаю, мы скоро снова увидимся.

— Не думал, что мы так скоро увидимся, — сказал Харри в открытую дверь.

Ракель преодолела последние ступеньки на пути к его квартире.

— Нет, думал, — возразила она, бросилась к нему, втолкнула в прихожую, захлопнула ногой дверь, схватила его голову обеими руками и жадно поцеловала. — Ненавижу тебя, — проговорила она, расстегивая его ремень. — Ты ведь понимаешь, как раз этого мне сейчас совсем не нужно!

— Так уйди, — ответил он, расстегивая на ней пальто и блузку.

На ее брюках сбоку была молния. Харри рванул ее и заскользил рукой по спине, ниже, туда, где пальцы нащупали шелк белья. В прихожей было тихо, слышалось лишь их дыхание, шелест одежды. Цокнули каблучки, когда она оторвала ноги от пола, впуская его в себя.

Потом, когда они лежали в постели и курили одну сигарету на двоих, Ракель обвинила его в том, что он наркодилер.

— Так они и поступают: первые дозы получаешь бесплатно, — сказала она. — А потом, как подсядешь…

— …будешь платить… — Харри выпустил вверх два колечка, большое и маленькое.

— …за дорогое удовольствие, — закончила Ракель.

— Ты тут только ради секса. — Харри повернул к ней голову. — Разве не так? Так, я знаю.

Ракель погладила его по груди.

— Ты так похудел, Харри.

Он не ответил. Ждал.

— С Матиасом все не так, — наконец сказала она. — То есть у него-то все хорошо. Замечательно даже. Это у меня что-то не так.

— Что же такое с тобой?

— Если бы я только знала! Смотрю на Матиаса, а сама думаю, что мужчина моей мечты — это ты. И думаю, что меня он возбуждает, вернее, пытаюсь, чтобы меня возбуждал именно он. Я чуть ли не нападаю на него, потому что хочу хотеть, понимаешь? Все могло бы быть так хорошо… Но у меня не получается.

— Хм. Мне, конечно, это сложно понять, но я слушаю внимательно.

Она сильно дернула его за ухо:

— Того, что мы с тобой беспрестанно хотели друг друга, недостаточно, чтобы поставить на отношениях знак качества, Харри.

Харри смотрел, как маленькое колечко дыма догнало большое и они превратились в восьмерку. Опять восьмерка, машинально отметил он.

— Тогда я стала искать объяснение, — продолжала Ракель. — Взять хотя бы этот маленький физический дефект, который Матиас унаследовал от своего отца.

— Какой?

— Не важно. Но его он слегка смущает.

— Да ладно, расскажи.

— Нет-нет, о таком никому не рассказывают. Вначале мне даже нравилось его смущение, а теперь оно меня раздражает. Как будто я эту ерунду ставлю Матиасу в вину и оправдываю… — Она замолчала.

— …себя за то, что пришла сюда, — закончил за нее Харри.

Она крепко его обняла. Потом поднялась.

— Больше не приду, — пообещала она и ушла.