Наконец-то я могу отправиться Айсбенг. Северный полуостров слишком долго меня ждал, а моя стая давно слишком остро нуждается в волчице —
Глава 20
В Айсбенге воют волки. Звериные песни опалены холодом стужи, а за ними постылым и надсадным фоном играет вьюга. В моих ушах стоит громкое завывание ветра.
Я ёжусь от холода, кусающего даже сквозь жёсткую шерсть. В глаза, застилая обзор, летят белые хлопья снега. Кажется, будто непогода, пришедшая на северный полуостров, становится все нещадней. С того дня, как я покинула родные леса, проклятье, коршуном кружащее над Айсбенгом, лишь покрепчало.
Вожу носом, чуя знакомые метки. Но среди них, что колючий чертополох, выросший среди мягкого разнотравья Лиеса, таятся запахи, оставленные чужаками. Я невольно скалю клыки.
И снова различаю вой своей стаи. Мне хочется ответить своим волкам, задрав пасть кверху — навстречу бледноликой луне, но я едва сдерживаю себя.
Будто в ответ моим мыслям в конце финальным росчерком раздаётся вой волков, некогда живших на восточных берегах реки Эритры. Теперь, как и стоило ожидать, красноглазые поглотили мою стаю.
Моя шерсть встаёт дыбом.
Я держусь. Аккуратно иду по свежему снегу, радуясь, что вьюга скроет следы, остающиеся под тяжелыми лапами. Соблюдаю осторожность. Ни к чему волкам Ворона сейчас обнаружить меня.
Снег бел, и не найдётся во всей Эллойе более чистого цвета. Небо же столь черно, что любые чернила бледнее будут. В Айсбенге нет иных красок.
Белое, чёрное…
Я замираю. На снегу, прожигая его, лежит волчья кровь. Этот запах мне не забыть.
Я вся подбираюсь. Тихо крадусь вперёд, хотя вьюга так завывает, что моих шагов за ее рёвом не различить. В грудь, прогоняя прочь, невидимой десницей с силой бьет ветер.
Слышу скулёж.
Мой одинокий темный силуэт волки не замечают. Меня закрывает от них клокочущая снежная вьюга, а запах тела уносится с ветром долой. Ворона я вижу издалека. Крупный матёрый. С таким противником не каждый справится.
Моя сестра, раненая, лежит на рыхлом снегу и жалобно скулит, моля о пощаде. Пасть дона в крови. Едва не бросаюсь на него в тот же миг, как вижу. Меня удерживает лишь понимание того, что вожака самой мне не одолеть. А ещё рядом с ним бок о бок сидят два волка. Оба крепкие, крупные, с широкой грудью и длинными сильными лапами.
Ворон прижимает Сияну к земле и недовольно рычит. Сестра не сопротивляется. Я вижу, как одного из зверей, как и меня, окутывает напряжение. Я вспоминаю его имя… Влас.
Наконец, дон убирает от неё свои лапы.
«В следующий раз, когда захочешь оставить стаю, вспомни о том, что Айсбенг сможет покинуть лишь твоё тело, испустившее дух», — угрожает волк.
Сияна?! Хотела сбежать? Да моя сестра всегда осуждала мои низкие желания уйти на юг! Она бы никогда… Боги! Что же творится на полуострове?
Дон уходит, но волчица остаётся лежать на земле неподвижно. Серебристо-белый волк ложится рядом с её светлой шкурой, закрывая от непогоды. Сияна закрывает глаза, но я вижу, что она дышит — облачко пара вырывается из пасти. Встретиться с когтями Ворона — не самое приятное, что может случиться.
Пытаюсь уйти, но под моей лапой неожиданно хрустит, ломаясь от тяжести, сухая ветка. Волк тут же встревожено водит ушами на шум.
«Выходи!» — слышится грозный рык Власа, почуявшего опасность. Он тут же поднимается, занимая боевую стойку.
Я появляюсь с поджатым хвостом, не желая его провоцировать. Мне его не одолеть, да и ни к чему это. Зачем мне нападать на того, кто защищает мою сестру?
Волк встречает меня с настороженностью, но потом успокаивается, когда узнает. Сияна не поднимает век.
«Тебе лучше убираться отсюда, даану. Айсбенг значительно поменялся с тех пор, как ты ушла», — советует он, но я не двигаюсь с места.
Снег падает, кутая пуховым одеялом мою сестру.
Я подхожу к ней, и Влас меня пропускает. Лижу её морду, веки, слизываю с шерсти железную кровь.
«Ивира…» — несмотря на слабость, раненая волчица узнает мой запах.
Волчье имя… Сейчас меня зовут не так. Меня нарек Ильяс, а потом придуманное айвинцем прозвище закрепилось за мной. Все поменялось. Старая жизнь осталась вместе с прежним именем позади.
«Ворон почует тебя», — предупреждает матёрый.
Это неважно. Жизнь моей сестры — вот, что ценно сейчас.
«Не спи, — умоляю я её, но она не шевелится. — Прошу!»
Вйановы сомкнутые веки! Ночь нужно встречать на ногах, если ты слаб.