Снежные люди

— Найдем о чем, было бы желание… — Али-Хужа поднял с земли кувшин, понюхал горлышко; Хужа-Али кувшин отобрал, снова поставил у своих ног, отвернулся. Но тут же Али-Хужа за плечи повернул старика к себе: — Эй, я же с тобой разговариваю, сын хромого!

— Ну, что тебе?

— Знаешь, что мне не нравится у нашей власти? — снова повторил Али-Хужа, показывая пальцем на сельсовет.

— Прилип, как дубовый лист к ежу! Ну, скажи, скажи, что тебе не нравится у нашей власти, — сдался наконец Хужа-Али.

— Болтунов много развела! Все грамотные, все научились говорить, есть мед, намазывать язык на сметану… Умеют плести из слов аркан, которым можно не только жеребца, но и каптара поймать. А дело стоит!

— Какое дело?

— То самое, ради которого мы торчим здесь с лопатами да кирками… Когда я принес твоему хромому отцу весть, что ты родился, — думаешь, он обрадовался? Как же! Угостил меня пинком в мягкое место… Можно подумать, что он предвидел, каким ты станешь теперь… Эх, много стариков в ауле, а молодежи что-то не видать. Нет кипения жизни! То ли умирать перестали, то ли молодые рано стареют… Вот, к примеру, на той неделе я слег, думал: пора петуху на кухонный стол! А тут является мой племянник Хамзат и…

— И что ж он сделал?

— Сам видишь: вот он я! Со всеми! Хамзат — врач что надо!

— Что твой Хамзат перед моей внучкой, перед Айшат!

— Сравнил платок с папахой! Хамзат — ювелир своего дела. Скоро ученым будет: пишет ди…де…ссерт…акцию…

— Да он же ве-те-ри-нар! Лекарь для коров и баранов.

— А мы что: хуже баранов, что ли?! Ну и злой же ты человек!

— Эх, жаль, язык тебе не укоротил Хамзат.

— Что? Не слышу!

— Наверно, Хамзат дал тебе лошадиную дозу, вот ты и оглох…

— Дал! А что ж? Племянник как-никак… — обиделся Али-Хужа и повернулся к Раджабу, что стоял, уткнувшись головой в газету, как лошадь в торбу с ячменем. — Эй, Одноглазый, что там за шум в сельсовете?

— Телефонная связь прервалась… Видно, каптар порвал провода или повалил столбы.

— Каптар? Эх, мне бы годы молодые… В наше время любому каптару связывали руки назад… А двадцатые годы — первые годы Советской власти, когда мы рыли Октябрьский канал, чтобы напоить степную землю досыта… Тогда мне руку пожимал сам Микаил!

— Какой Микаил? — спросил Раджаб.

— А тебе откуда знать: как курица, ходишь вокруг сакли! Что ты видел?.. Был такой нашенский парень в черкеске Микаил Калинин… Мы с ним чай из одной пиалы пили!

— Хе-хе-хе, — засмеялся Раджаб, — небогато: одна пиала на двоих!

— Ишак! Друзья — понял? Друзья пьют из одной пиалы! И вообще, что ты понимаешь в богатстве! Думаешь, набил сундук — и богат? Тогда и крыса богата: украла кусок брынзы — и богачка.

— А знаешь, Али-Хужа, ты прав! — решительно произнес Хужа-Али.

— В чем прав? А?

— Мне тоже что-то не нравятся болтуны.

Будто нечаянно, Али-Хужа задел ногой кувшин.

— Осторожней, разобьешь! — схватился за кувшин Хужа-Али.

— А что в нем?

— А чего бы ты хотел?

— Ну… хотя бы… в такую погоду… на дорожку…

— Нет, дорогой, нет: здесь простокваша.

— Чего ж ты молчал? Знал бы, что здесь простокваша — стал бы я с тобой разговаривать! Эх ты, сын хромого… Пойду-ка задам Советской власти один важный вопрос…

— Иди, иди. Без тебя там каша не сварится…

Али-Хужа стал решительно протискиваться к крыльцу, но тут на крыльцо вышли и Мухтар и Чамсулла. Мухтар сегодня в гимнастерке и подпоясан ученическим ремнем: видно, других не нашел в сельмаге.

— Эй, Мухтар! — крикнул Али-Хужа, поднимая руку. — У меня к Советской власти один вопрос…

— Здесь не собрание! — недовольно отозвался Мухтар. — Некогда! Пора за дело взяться…

— Вот об этом я и хотел спросить. Чего же мы стоим?

— Стоим потому, что нет машины, — сказал кто-то рядом с Али-Хужой.

Мухтар услыхал:

— Машины нет и не будет. Все машины там, за перевалом.

— Товарищ «сельсовет», — встревожилась старуха с киркой, — хоть бы подводы… Туда ведь далеко…

— И подводы нет… Пойдем пешком…

— Ну и ну!.. — покачал головой Али-Хужа. — Люди вон на вертолете летают, а мы пешим ходом…

— Может, хочешь лестницу, как в метро, чтоб сама тебя опускала, сама поднимала? — рассердился Мухтар.

Чамсулла замахал руками, требуя тишины. Говор затих не сразу, в медленно наступавшей тишине вдруг резко выделялись голоса то здесь, то там, и тогда все громко шипели, повернув головы: «Тиш-ш-ше!» Казалось, на сотню раскаленных сковород разом пролилась вода.