Снежный путь

— За парламентаризм при сильном Президенте. — Улыбнулся Охотник. — Только тут важно, чтобы Президент был Президентом, а не предателем государственных интересов. И сильным должен быть обязательно. Чтобы оборзевших парламентариев в случае чего обламывать, как сынков. И чтобы они за государство радели и за людей его населяющих, а не за свои и спонсорские кошельки. Только уличили в лоббировании левой темы — пендаля под зад, чтоб летел и кувыркался. И не беда, если убьётся. А с другой стороны, чтобы и Парламент мог оказывать определённое влияние на Президента, если его вдруг от собственной крутости заносить начнёт. Но как этого добиться, чтобы и волки сыты и овцы целы, я не знаю. Да и никто, что самое интересное, не знает. Сие, старче, есть утопия. Идеал, недостижимый в природных условиях. А вообще, если уж разговор про власть зашёл, то лично моё мнение таково, что людям она на самом деле и не нужна. Власть — это грыжа технологического общества и сопутствующих ему морально-этических норм. Если бы люди были людьми, то никакой власти и не потребовалось бы совсем.

— Ни фига ж себе концовочка! Это ты за натуральное хозяйство никак?

— Передёргиваешь. А даже если и так, то что с того? Ты ж сейчас сидишь со мной здесь, а не в тёплом отсеке Города Надежды, разве нет?

— Удар ниже пояса.

— Зато наверняка.

— Вы, конечно, очень умно тут болтаете, — встряла в разговор Сара, — но еда сейчас остынет…

И тут только Старик и Охотник заметили обалденный запах, идущий от сковороды, что стояла возле камина на каменной подставке. Старик тут же вскочил, с неожиданной для его возраста прытью, и тут же, обжигаясь, стал накладывать себе в тарелку.

— Эта… — Охотник попытался приподняться.

— Да лежи уже. — Сара подала ему тарелку, уже наполненную мясом, — Подкрепляйся. Восстанавливай силы.

Когда все насытились, Старик снова попытался было завязать разговор:

— Вот ты про Америку говорил… Бог с ними с президентами… В России, как я слышал, тоже «дирижёров» хватало… Но ведь сильная держава была, правда? Насколько я помню — не было им равных?

— Торгашеская от начала и до конца. — Лениво ответил Охотник, которому стало не до разговоров.

— Но не могла же просто торгашеская держава так выбиться вперёд? Значит было что-то, что позволило совершить такой скачок?

— Ага. — Охотник явно засыпал. — Первая и Вторая мировые войны. Поставки оружия. Это раз. Два: во время второй мировой европейские толстосумы так пересрали за свои капиталы, что шустренько попереводили их за океан, поскольку имели все причины опасаться того, что дядька Гитлер не постесняется на правах победителя потрясти Швейцарию. Так и получилось, что пока Европа воевала — Америка жирела на её же добре. А в самих американцах нет ничего такого особого. Мне даже кажется, что если бы не эти войны, Америка так бы и осталась малоупоминаемой и ничем особо не выдающейся заокеанской страной. Как Канада там… как Мексика… Правда, Мексика — это текила и сомбреро, Канада — это обалденная природа и много снега, не меньше, пожалуй, чем в Сибири, ну и Америка была бы известна в своём роде… Гамбургеры там, бродвейские мюзиклы…

— Но Америка же тоже воевала, как мне известно.

— Ага. И теперь каждый американец уверен, что это именно его страна выиграла эту войну.

— А разве нет?

Но Охотник на это только криво улыбнулся, оглушительно рыгнул и махнул рукой. Глаза сами по себе закрывались, тело налилось приятной сытой тяжестью и ленью, и он решил не сопротивляться естеству — блаженно вытянулся, натянул одеяло до самого носа, и, икнув на прощание, тут же заснул.

Глава 4. Долгие вечера (день третий)

Пробуждения в пещере Старика были интересны тем, что не имелось никакой возможности сказать — ночь сейчас или день. Охотнику приходилось ориентироваться по своим друзьям из Ковчега. Если спали — значит ночь. Если бодрствовали — значит день. А Старика, похоже, мучила старческая бессонница. Да и Псы «ночью» уходили на охоту. В очередной раз открыв глаза, Охотник понял, что «на дворе» ночь.

Старик сидел в своём кресле и всё читал. Только сидел теперь лицом к Охотнику, а не к огню. Поэтому Охотник смог разглядеть название очередной книги и её авторство. Кажется, он читал такое, но точно не помнил. Вроде как старик читал книжку некоего писателя последних перед Апокалипсисом дней. Одного из многочисленной братии тех, кто подвизался на безудержном сочинении фэнтэзийно-фантастных сказок для детей и взрослых детей. Причём отличался тем, что выдавал продукт в объёмах невероятных. И книги его оказывались настолько же бездарненькими и скучными, насколько толстыми и многочисленными.

— Лучше бы ты Кафку читал, старый пень. — Пробурчал Охотник, глядя на Старика заспанными глазами через узкие щёлочки, образованные наплывающими друг на друга веками. Как понимал Охотник, такая странность организма происходит с ним от тяжёлой и сложной жизни последнего времени.

— Да чтоб тебя черти взяли. — Буркнул Старик не отрываясь от книги. — Вроде проще уже некуда, а ему опять не нравится.