Снежный Цветок и заветный веер

«Найти подходящую лаотун было нелегко, — призналась она. — У меня было несколько прорицателей, которые искали по всему уезду девочку, подходящую для союза с моей племянницей. Разумеется, я бы предпочла кого-то из семьи с более высоким положением, но прорицатель Ху нашел тебя. Твои восемь знаков в точности совпадали со знаками моей племянницы. Но он все равно пришел бы ко мне, потому что, да, твои ноги были особенными. Твоей судьбе было предопределено измениться, стала бы моя племянница твоей лаотун или нет. А теперь, я надеюсь, ее судьба изменится, благодаря тебе.

Мне приходилось много лгать ради того, чтобы у нее появилась эта возможность. Я не собираюсь извиняться за это перед тобой».

Я посмотрела прямо в излишне накрашенное лицо Мадам Ван. Я хотела ненавидеть ее, но как я могла? Она сделала все возможное для человека, который значил для меня больше, чем все остальные в целом мире.

* * *

Так как старшая сестра Снежного Цветка не приготовила для нее книг третьего дня свадьбы, я заняла ее место. Моя родная семья прислала паланкин, и я очень быстро прибыла в Цзиньтянь. Не было ни украшений, ни хриплых звуков свадебного оркестра, не было даже намека на то, что в деревне в этот день происходит что-то особенное. Я просто вышла из своего паланкина и направилась по грязной дорожке к дому с низко нависающей крышей и кучей дров у стены. Справа от двери находилось нечто, похожее на гигантскую кастрюлю, влитую в кирпичный помост.

К моему приезду следовало бы устроить праздник. Его не было. Самые почтенные женщины деревни должны были приветствовать меня. Они встретили меня, но их грубый выговор — в деревне, находящейся всего в нескольких ли от Тункоу, — сказал мне многое о низком уровне людей, живших здесь.

Когда настало время читать саньчжаошу, меня ввели в главную комнату. Внешне этот дом напоминал мой родной. С центральной балки свисал сушеный перец. Стены были сделаны из сырого кирпича и не расписаны. Я надеялась, что внешняя схожесть этого дома с моим как-то отразится и на его обитателях. В этот раз я не увидела мужа Снежного Цветка, но увидела его мать, которая была просто ужасной женщиной. У нее были близко посаженные глаза, а губы — жутко тонкие. Все говорило об узости ее ума и о злобности ее натуры.

Снежный Цветок вошла в комнату, села на стул рядом с тем местом, где лежали ее книги третьего дня свадьбы, и стала спокойно ждать. Хотя я чувствовала, что сама стала другой, вступив в брак, она не показалась мне изменившейся. Женщины из деревни Цзиньтянь суетились вокруг книг, перебирая их своими грязными пальцами. Они разговаривали между собой о переплетах, о стежках, которыми книги были прошиты, о бумажных обрезах, но ни одна из них не сказала ни слова о качестве письма или о содержании. Через несколько минут женщины расселись по своим местам.

Свекровь Снежного Цветка прошла к скамье. Ее ноги не были так плохо перебинтованы, как у моей матери, но неуклюжесть ее походки выдавала ее низкое происхождение больше, чем гортанные звуки, вылетавшие из ее горла. Она уселась, с неприязнью оглядела свою невестку, а потом перевела свой недобрый взгляд на меня.

«Я так понимаю, что ты вышла замуж в семью Лу. Тебе повезло». Слова были вежливыми, но то, как она произнесла их, вызвало ощущение, будто я окунулась в помои.

«Люди говорят, будто ты и моя невестка хорошо знаете нушу.

Женщины в нашей деревне не слишком уважают это занятие. Мы можем это читать, но считаем, что лучше слушать».

Я думала по-другому. Эта женщина была невежественна в нушу, как и моя мать. Я оглядела комнату, оценивая остальных женщин. Они ничего не говорили по поводу написанного, потому что, возможно, почти ничего не могли понять.

«Нам нет надобности скрывать свои мысли за каракулями на бумаге, — продолжала свекровь Снежного Цветка. — Всем в этой комнате известно, что я думаю».

Ее слова были встречены смущенным смехом, и она подняла три пальца вверх, чтобы успокоить своих подруг «Нам будет приятно послушать, как ты будешь читать саньчжаошу моей невестки. Мнение о достоинствах моей невестки, высказанное девушкой из большого дома в Тункоу, будет очень ценным».

Все, что говорила эта женщина, было насмешкой. Я отреагировала так, как это могла сделать семнадцатилетняя девушка, — взяла книгу, приготовленную матерью Снежного Цветка, и открыла ее. В моих ушах звучали изысканные интонации ее голоса, которым я старалась подражать, когда пела: