Снисхождение. Том 2

Правильнее было бы взять лежащий на столике коробок и запалить спичку из него, подозреваю, что Старик этого и хотел, но – перебор. Одно дело – проявить учтивость, другое – прогнуться. Да, я его боюсь, да, он может только мизинцем пошевелить, и я никогда не выйду из этого замка, но совсем уж не стоит по полу лужей растекаться. Я не дядюшка Эверт.

– Это хорошо, что с завершением той службы, которую ты на себя принял, наши отношения не прервутся, – Старик выпустил колечко дыма. – Не стану говорить тебе банальности, вроде: «Я за тобой давно наблюдаю» или «У тебя большое будущее, мальчик». Есть в них некая фальшь и избитость. Скажу так – думаю, мы сможем быть полезны друг другу. Ты достаточно молод, но при этом неглуп, не идеалист, ты давно утратил иллюзии и точно знаешь, что дважды два не всегда четыре, что верный ответ иногда варьируется в зависимости от обстоятельств. Мне это нравится, и я знаю, что тебе предложить после того, как все закончится. Надеюсь, что мое предложение тебя устроит и мы отлично поладим.

Боюсь представить, что он захочет получить от меня взамен на свое предложение. Не отдам.

– Не сомневаюсь в этом, – тем не менее ответил я. – Разве может быть по-другому?

Старик промолчал, окутавшись клубом сигарного дыма. Я подумал и снова полез за сигаретами.

– Может, – сказал наконец он, когда я щелкнул зажигалкой, прикуривая. – Может быть все, мой друг. Вот взять хоть бы твою приятельницу Вежлеву. Она получила все, что хотела от этой жизни. Ну или почти все. Казалось бы – стоит на вершине, все остальные – под ней, она смотрит на них сквозь облака, которые можно потрогать рукой. Но нет, ей этого мало, она пытается дотянуться еще выше. Нет, человек должен стремиться ввысь и не стоять на месте, но при этом каждый должен знать, что есть граница, которую переступать попросту неразумно. Или преступно. И уж наверняка опасно.

– Марина мне всегда казалась очень разумной женщиной, – осторожно подбирая слова, сказал я. – Она не из тех, кто совершает необдуманные поступки.

– То есть ты хочешь поручиться за нее? – уточнил Старик, уставившись на меня. – Я верю тебе, Харитон. Скажи мне прямо сейчас: «Да, я даю вам слово в том, что эта женщина не совершала того, что вам про нее сказали, тому порукой моя честь и моя жизнь», и я не стану приглашать ее в этот кабинет для разговора. Ты сделаешь это?

Ничему меня жизнь не учит. Сто раз зарекался за других хлопотать, поскольку потом эти ни к чему хорошему не приводит, одни проблемы в сухом остатке остаются.

– Если вы мне поведаете, что именно вам про нее сказали, то, возможно, и сделаю, – мысленно вздохнув, произнес я.

Вот зачем мне это? Но раз уж впрягся – надо вывозить. И главное – добро бы она это еще оценила.

– А если вот так, вслепую? – Старик постучал ногтем по краю бокала, намекая мне, что пора его наполнить. – Если веришь человеку – так во всем, что тебе те россказни?

– Вы же сами упоминали про бремя профессии, – взялся я за бутылку. – Она накладывает отпечаток намертво, ваша правда. В том числе приучает и к тому, что сначала надо выяснить все, а только после этого выносить суждение. Так что там про Маринку нарассказывали? Уверен, враки все, но тем не менее?

– Мы поладим, – уверенно сказал Старик. – Только постарайся все-таки обойтись без необдуманных поступков, не дай эмоциям в ненужный момент победить рассудок.

Он взялся за колокольчик, стоящий на столе, который я даже сначала и не приметил, и позвонил в него.

Секундой позже в кабинет заглянул длинноволосый юноша в сюртуке. Именно – в сюртуке, как в фильмах про девятнадцатый век.

– Что там Отто, не собирается он речь произносить? – спросил у него Старик, берясь за бокал.

– Никак нет, – ответил юноша. – Ваш брат все еще работает с бумагами, из кабинета не выходил.

– Вот так всегда, – пожаловался мне Старик. – Назовет гостей, а сам сидит, зарывшись в свои архивы. И вроде как так и надо – у него свои дела, у остальных праздник. Добро еще, что все привыкли к этим его привычкам, а то хоть от стыда сгорай. Лет пять назад так и не вышел к гостям, пришлось мне самому за него слова благодарности произносить и подарки принимать.

– Так брат же, – пожал плечами я, наливая и себе коньяку. – Куда деваться?

– Мы не родные братья, – пояснил Старик. – Тут связь другого рода, духовная, если можно так сказать. Хотя – подобное родство, на мой взгляд, значит куда больше, чем кровное. Брата по духу ты выбираешь сам, и потому он тебе всегда несоизмеримо ближе, чем те, кто всего лишь родились твоими родственниками по воле судьбы. У меня есть и родные братья, так я с ними уже невесть сколько времени не виделся. И не стремлюсь к этой встрече.

– Жизнь, – неопределенно произнес я. Что-то сказать надо было, а что – непонятно. Это слово подходило больше других.

– Ладно, друг мой, – Старик вытянул руку с бокалом, я, поняв, что от меня требуется, тут же звякнул об него своим. – Прозт!

Мы выпили.

– Еще одна просьба, – Старик снова затянулся сигарой. – Найди наших общих друзей и скажи, что я их зову.

– А Марину? – уточнил я.