Они остановили меня, причем достаточно корректно, после чего один из них начал активно двигать нижней челюстью, как видно, пытаясь узнать, к кому я пожаловал. Как обычно, вместо слов раздались только скрежет и шуршание. А через несколько секунд и челюсть бдительного стража не выдержала такого напряжения, оторвалась и упала на землю.
– К Барону, – потыкал я пальцем им за спины. – Он меня приглашал. Мы с ним друзья, почти родня.
Секьюрити с недоверием оглядели меня, один даже потыкал костлявым пальцем мне в щеку, как бы намекая на ее цвет.
– Лучше пропустите, – посоветовал я им. – Если проблем не хотите. Вы знаете, кто я такой? Вы в курсе, что я могу с вами сделать и кому могу позвонить?
Самое забавное, что этот трюк, который в мире живых и настоящих людей сейчас уже никого не напугает, сработал. Меня пропустили.
Вот что интересно – посланцы Барона всегда речью обладают, а вот прислужники – нет. Может, он специально их немыми оставляет, чтобы они лишнего не болтали?
С тем, куда идти дальше, у меня проблем не возникло. Я двинулся на звуки музыки и минут через пять, пару раз споткнувшись о старые надгробия, вышел в самый центр кладбища, где и происходило основное действо.
Надо заметить, что в отличие от погоста близ Фладриджа, которое Сэмади оставил в первозданном виде, здесь он развернулся.
Ряд могил был вскрыт или снесен, надгробия же от них были пристроены к делу. Из них смастерили массивный черный трон, на котором вольготно расположился мой старинный друг, Барон Сэмади.
За спинкой кресла привычно расположились личи, вечные спутники моего немертвого приятеля. Головы в капюшонах, сами в балахонах, мечи у пояса.
Слева от него наяривал какую-то жуткую мертвячью мелодию загробный оркестр, состоящий из пяти волынщиков, облаченных в полуистлевшие гэльтские национальные наряды. Что примечательно – была в оркестре и одна скрипка, на ней играл невысокий скелет, на котором сохранились траченные могильными червями остатки черного сюртука.
Что окончательно меня добило – здесь и танцы присутствовали. Десятка три скелетов двигались в такт музыке, одиночно и попарно, задорно щелкая костями и даже выкидывая некие танцевальные коленца.
Меня кто-то дернул за локоть, я развернулся и увидел скелет, несомненно, раньше принадлежавшей женщине, об этом говорили остатки косы, сохранившиеся на ее черепе. Она еще раз дернула меня за руку и мотнула черепом в сторону замысловато двигающихся мертвецов, как бы говоря: «Пошли, попрыгаем?».
– Женщина, я не танцую, – сразу же обозначил свою позицию я.
Настойчивая гэльтка не пожелала воспринять эту информацию и уцепилась за меня уже второй рукой, причем ее костлявые пальцы, как оказалось, были на диво сильны. Прямо не руки, а клешни.
Хорошо еще меня Сэмади заметил.
– Братец! – гаркнул он и поднял вверх руку с массивной чашей. – Пришел? Что ты там трешься, иди сюда.
– Не могу, – я начал уже всерьез вырываться из хватки мертвячки, которая нацелилась со мной пообжиматься. – Вот, женщина не пускает, понравился я ей.
Неугомонная покойница защелкала челюстями, явно соглашаясь со сказанным мной.
– А ну брысь! – гаркнул Барон. – Потаскуха! Живых ей подавай!
Неупокоенная в тот же миг отпустила меня и скрылась за ближайшей могилой.
– Любят тебя бабы, – отметил Сэмади, когда я, наконец, подошел к нему. – Прямо завидно даже!
– Уж кто бы скромничал, – фыркнул я, жестом отказываясь от бокала с жидкостью желто-зеленого цвета, которую мне услужливо предложил скелет-официант. О его профессии недвусмысленно говорил поднос, на котором стоял этот бокал. – Сам-то, сам! Ходок еще тот.
– Не без того, – признал Барон. – Ну, как тебе моя загородная резиденция?
Ради правды, не особо местный ландшафт и изменился, разве что вон десяток могил снесли, как я и говорил. Но на всякий случай сказал:
– Дивно хорошо. Уютно, красиво, комфортно. Глаз радуется.
– Тебе спасибо, – Сэмади отсалютовал мне чашей. – Ты навел на это место. Ты вообще молодец, белый братец.
– Есть такое, – без лишней скромности признал я.
– А что? – Барон вытянул правую руку вперед. – Смотри. Умен. Умен же?
– Ну да, – попытался понять, куда он гнет, я.
– Вот, это раз, – Сэмади загнул один палец. – Хитер. Это два. Бабам нравишься – это три. Всегда свое слово держишь. Ты же держишь?
– Держу, – настороженно ответил я.
– Ага, это четыре, – Барон осмотрел свою руку и внезапно снова распрями палец, который загнул последним. – Хотя – погоди. С последним пунктом еще надо разобраться. Есть за тобой одна клятва, данная мне, которую ты не исполнил, хотя и мог это сделать.
Клятва? Какая клятва?
Барон Сэмади снял цилиндр и провел рукой по своему черепу.
– Нехорошо, – сказал он мне. – Слово надо держать, особенно если оно дано другу.
А потом он улыбнулся так, что мне стало очень не по себе. Это что же такое я ему обещал-то?
Глава пятнадцатая
из которой следует, что всегда обо всем договориться можно