Сноха

«Соберись», — велю я себе и снова вчитываюсь в убористые буковки. По всему выходит, папа Коля оставил мне многомиллионное состояние. Недвижимость, деньги на заграничных счетах и какие-то картины, особо оговоренные в завещании.

— Есть за что побороться, — улыбается мне Кристина. — Да и никакой войны не будет. Все уже и так твое, Оля. Вот только если ты решишь отказаться в пользу бедных. Ну, я имею в виду Шевелевых.

— А им что перепадает? — спрашиваю осторожно.

— Светлане полностью отходит бизнес. Но это и справедливо. Они с Терезой долгие годы были не только подругами, но и деловыми партнерами. После смерти Разуваевой твоя тетка де-факто стала единственным учредителем компании. А теперь и де-юре тоже. Ты, как родная дочка, можешь затребовать свою долю и в бизнесе. Но я бы не советовала… И Вадик, наверное, не позволит.

— Не хочу, — мотаю я головой. — Мне чужого не надо. Со своим бы разобраться, — тяжело вздыхаю я, неожиданно разозлившись на Кристину за «Вадика».

«Это ревность, — говорю самой себе. — Он выбрал тебя. Успокойся. Пусть остальные кусают локти. Или до чего там дотянутся….»

После ухода Кристины я пытаюсь привести мысли в порядок и все еще не верю в свалившееся на меня богатство. Была бы одна, наверное, отказалась бы. Но из-за Роберта я этого делать не стану. Да и ни в коем случае не сдамся Шевелеву. А значит, все приму.

«Вот только что со всем этим скарбом делать? — думаю я, поджав губы. — Квартиру в Праге можно сдавать. Сочинскую тоже. Здешний дом — памятник безвкусице — продам!»

Пролистывая документы, я на минуту замираю, вспоминая, как один-единственный раз заезжала к отцу. Мама слегла тогда с воспалением легких, а у нас денег даже на еду не хватало, не говоря уже о лекарствах. Она сама ему позвонила или бабушка, не знаю. Но только мне поручили съездить к отцу за деньгами на лекарства. В центре города, на тихой улочке, я увидела огромный белый дом с лепниной и каменными вставками и даже остолбенела от потрясающего вида. Елочки, березки и выстриженные зеленые газончики придавали замку Терезы некоторую европейскую утонченность. Я долго стояла напротив, не в силах налюбоваться, и, заметив, что привлекаю внимание соседской охраны, перешла на другую сторону и ткнула пальцем в домофон. В глубине души я предвкушала роскошь внутри, а войдя внутрь, чуть не закричала от разочарования. И хоть дальше прихожей и первой комнаты меня не пустили, но мне и этого хватило. Зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры и черный полупрозрачный, будто стеклянный, пол создавали впечатление декораций и просто вопили о дурном вкусе хозяев.

«Насчет дома посоветуюсь с Вадимом», — решила я и, перевернув страницу, вскрикнула от неожиданности.

«Портобелло, твою мать! Портобелло!»

От такого поворота мне сносит башню. И это совершенно не тот дом, где я жила, когда сбежала от Кирилла.

Вчитываюсь в адрес и готова заорать от восторга. Бат-стрит!

Я помню этот дом, упирающийся калиткой в Променад. Чудесный особняк в викторианском стиле. Там еще, кажется, заросший небольшой сад. Сколько раз я проходила мимо и гадала, кто же там живет. Сколько раз, сидя на пляже, воображала, что живу именно там. И, купаясь в холодном северном море, смотрела на островерхие башенки и эркеры.

Если бы я не ходила сейчас по стенке, то станцевала бы на столе или на подоконнике.

«Йес! — ликую, представляя, как мы с Вадимом и Робертом гуляем по пляжу. Впереди бегут Берта и Бимка, плещутся стальные волны и дует ветер. А на мокром песке остаются отпечатки кроссовок. Я уже представляю наш дом. Его простое убранство и невероятный вид из окон. Трудно остаться равнодушным, когда в ста метрах от крыльца плещется море.

«Какая же я везучая, — думаю, откинувшись на подушки, и с нетерпением жду Вадима. Хочу поделиться с ним охренительными новостями и предложить вместо Мальдив мотнуть в Шотландию. Я обожаю эту страну с ее изумрудной травой и потемневшими от времени зданиями. Люблю сильных и гордых жителей. И немного балдею, когда, кутаясь в покрывало, закрываю глаза и снова вижу дом Терезы на улице Принцев, разрезающей Эдинбург на Старый и Новый город. Одна сторона улицы застроена домами, а на другой, спускающейся в глубокую лощину, давным-давно разбили парк. Мы с Робертом любили там бродить по тенистым аллейкам, смотреть на замок, возвышающийся над городом, и кормить шустрых и хитрых белок, старающихся ухватить с ладони самый большой орех. Вновь гуляя по улицам древнего города, я засыпаю и продираю глаза только тогда, когда в темную палату осторожно входит Косогоров.

— Сложная операция? — спрашиваю я спросонья. Прекрасно знаю, что Вадим собирался сделать ринопластику и вернуться ко мне. Вот только четыре часа, прошедшие с обеда, истекли уже дважды. Чувствую, как сердце заполняется едкой обидой и ревностью.

«Где был? С кем?» — задаю себе два насущных вопроса. А вслух спросить боюсь. Но Вадим будто слышит меня и, улегшись рядом, объясняет тихонечко.