— Покажи лучше дом, — смеется он. — Я же его хотел купить, а меня какие-то русские опередили.
— Мой отец и мачеха, — печально вздыхаю я, всеми фибрами души не желая показывать Джеку мансарду. Картины там стоят ничем не прикрытые, а у одной отмыт угол.
Джейк обходит дом, деловито цокает языком и хвалит меня за интерьер и идеальную чистоту.
— Там еще и мансарда, — весело заявляет он, направляясь к лестнице, и мы с Робертом еле поспеваем за ним. Естественно, он сразу видит картины и направляется к ним.
— Олга, — смотрит на меня изучающе. — Во что ты вляпалась, дорогая?
Вглядываюсь в серьезное лицо Джейка. Вижу такой же бесхитростный взгляд, как у Джулии, и понимаю, что только этому человеку могу довериться. Сколько ему сейчас? Джулия умерла в семьдесят с лишним лет, а Джейка она родила по молодости. Значит, сейчас ему около шестидесяти.
— Ставь чайник, и поговорим, — велит он и, спустившись вниз, относит Берту в свою машину.
Разговор много времени не занимает. Если обойти стороной Вадима, то все сводится к рассказу о краже и причастности к преступлению моего отца и мужа. Существуют же семейные синдикаты!
— Что ты намерена делать? — резко спрашивает Джейк, и по его щекам и лысине ползут пятна. Нервничает, ясное дело. Он проводит ладонью по абсолютно гладкой башке и подгоняет меня нетерпеливо.
— Олга.
Я замираю на миг, не зная, с чего начать. А потом сбивчиво излагаю свой план.
— Главная задача — вернуть картины в музей и не распрощаться с жизнью.
— Умная. Понимаешь, — усмехается Джейк и предлагает на полном серьезе. — Тут только один вариант, Олга. Нужна огласка. Я поговорю с ребятами на телевидении, а ты прямо сегодня сгоняй в посольство. Пусть пришлют человека, которому ты передашь прекрасные работы своего отца. Скажешь на камеру какую-нибудь пространную речь, типа эти картины должны вернуться на Родину. По нашим каналам тоже пройдет эта байда. Ну, и ваша Раша тудей прокукарекает.
— Зачем? — недоумеваю я. — Мне кажется, чем больше шумихи, тем возрастает опасность…
— Как только ты вручишь картины посольству, никто на тебя уже не позарится. А излишнее внимание к картинам поможет им вернуться на родину, а не застрять в кабинете у посла.
— Разумно, — киваю я. — А что же мне делать сейчас?
— Езжай в консульство и говори все, как есть. Переехала, обнаружила. Заявила. А я тем временем перевезу это старье в галерею жены. Там охрана. И никому нет дела до какой-то мазни.
— Как Инес? Девочки? — запоздало осведомляюсь я.
— Да все нормально, — кивает Джейк. — Инес все такая же красавица. И у нас с ней трое внуков.
— Повезло, — улыбаюсь я.
— Нужно и тебя выдать замуж. Скажу Инес, пусть подберет кого-нибудь из наших кузенов.
— Нет, спасибо, — поспешно отвечаю я. Слишком поспешно.
— У тебя разбито сердце, девочка, — понимающе кивает Джейк. Берет с полки свою кепку и бредет к выходу.
— Ты поедешь с нами в Перт? — уточняет он уже у двери.
— Нет, сэр, — устало мотаю я головой. — Роберт плохо переносит дорогу. И мы уже попрощались с Бертой.
— Хорошо, — соглашается Джейк. — Если не возражаешь, то пусть Инес тоже посмотрит на художества твоего папы. Под ее надзором рабочие перевезут все в галерею. А когда ты побеседуешь в посольстве, я договорюсь на телевидении.
— Спасибо, — шепчу я, еле-еле справляясь со слезами.
— Джулия очень ценила тебя. Ты и твой сын скрашивали ее будни. Я был в разъездах, Инес с девочками жила в Америке. Но я всегда знал, что моя мать не одна.
— Она была моим другом, — всхлипываю я.
— Вот поэтому я помогаю тебе, Олга. Мне кажется, тебя подставили с этими картинами. А это очень нехорошо, — мотает он лысой башкой.
В тот же день картины увозят из моего дома. И я чувствую, как с души сваливается тяжелый камень.
«Даже если их украдут, — думаю я. — Никто не проберется в мой дом и не навредит нам с сыном».
Покончив с делами, я беру Роберта и выхожу на пляж. Смотрю на небо, где уже душа Берты встретилась с душой своей хозяйки. Соленый ветер бьет мне в лицо. По мокрому песку, увязая, семенит Бимка, а Роберт палочкой рисует какие-то послания инопланетянам.
«Спасибо, Джулия! Спасибо, Берта! Спасибо, Джейк и Инес!» — шепчу я, смаргивая слезы.
— Ты плачешь? — отвлекается от своих занятий сын.
— Нет, родной, это морская вода, — сквозь слезы улыбаюсь я и, подхватив на руки Бимку, смотрю на людей, гуляющих по пляжу. Настоящий променад. Народ двигается размеренно и важно. Смотрит, как за горизонт уплывает холодное солнце. О чем-то лениво переговаривается… Лишь только один человек спешит куда-то. Идет к морю быстрым шагом. Я замечаю развевающиеся полы пальто, вижу небольшой портфель у него на плече и даже знаю его восхитительно дорогой бренд. И застываю как вкопанная, стосковавшись за этим мужчиной. Милого узнаю по походке…
— Мама! Мама! — подпрыгивает рядом Роберт. — Вон дедушка идет! Наш дедушка Вадим! Он приехал за нами! Приехал!
— Бежим! — шепчу, глотая слезы и, схватив сына за руку, а собаку под мышку, бегу навстречу Вадиму.