— Я могу увидеть Амона? — не вытерпела Миланэ.
Спросила она как можно мягче и ласковее.
— Так львица хочет на допрос? — нахмурился лев.
Дочь Сидны не знала, что ответить.
— Я хочу его увидеть, — повторилась.
Лев потёр лоб, потом виски, сильно и быстро. Казалось, он хочет ответить что-то насмешливое или неприличное, но вынужден сдерживаться и выполнять все прихоти этой самки.
— Ладно, так даже лучше.
Зашел в соседнюю дверь. Миланэ навострила уши и услыхала:
— Поднимите этого… да, этого… допрос… не, лучше напиши — очная ставка… ага… Не, не, это не правдовидица. А? Что? Должна придти? Ага.
Дверь размашисто отворилась. Лев деловито вышел, хмуро сказал:
— Пошли.
Они снова запетляли по лабиринту коридоров. Миланэ встречались самые разные львы: от стражей до каких-то непонятных, оборванных личностей. Кого-то провели в кандалах. Мимо прошла какая-то сестра-Ашаи с бесконечно усталым видом, даже не обратив на неё внимание. Низкие камнесводы.
Место оказалось весьма гнетущим.
— Огненная пусть ждёт тут, — указал он, когда они зашли в небольше помещение, шагов десять на десять, и покинул её.
Миланэ вспомнила тот самый сон, где снились низкие потолки. Тут такие же. Маленькое цокольное окошечко давало жалкий, пыльный свет. Дверь напротив совершенно черна от непонятной копоти.
В углу стоял пенёк, правивший за стул. Миланэ не стала на него садиться. Походив вокруг, она вдруг взяла и поставила на него лапу, впившись когтями в дерево. Потом стала рассматривать её, словно большую интересность, поворачивая так и эдак; раскрой на подоле свиры обнажил многое выше колена.
«Как устала… Вот сейчас приду домой — если приду, конечно — укажу Раттане нагреть воды, помоюсь и сразу спать…»
— Оооо! У львицы такие лапы! — жадно сказал вошедший толстяк, довольно улыбаясь. Миланэ подняла взор и опустила лапу. — Это был комплимент, комплимент! — поставил он руки на пояс. — Вооот…
Он будто бы ждал некоего ответа от дочери Сидны, но ей меньше всего желалось заводить разговор с лохматыми, серыми толстяками при коротком мече.
— Эх, где мои молодые годы, — сказал он ни к чему, играя связкой ключей.
Миланэ посмотрела в сторону окна. Вообще, ей редко досаждали похотливые взоры, но не потому, что их было мало, а потому, что она принимала это как должное, понимая, что такова участь самки, и с этим надо смириться, как с лунными днями, мукой деторождения, постоянным уходом за когтями и тщательным уничтожением малейших следов усов на мордашке; а в некоторые мгновения ей вполне нравилось такое внимание. Но этот самец был столь бестолковый и отталкивающий одновременно, что хотелось взять да напялить ему на голову ведро, стоящее в углу, пристукнуть по нему, а потом уйти куда глаза глядят.
Не добившись от неё никакого ответа, лев почесал нос и заворчал:
— Сиятельная на меня в обиде, что ли?
— Нет, вовсе нет, добрый Сунг, — вежливо ответила она. — Льву не о чем беспокоиться.
— Гм… — приободрился он, зачем-то хлопнул в ладоши и пошёл к чёрной двери. — Ладно, идём.
За нею было почти такое же помещение, только более светлое и душное. Посередине — длинный стол, у его правого края — страж, который вмиг одёрнулся, заметив Миланэ вместе со львом.
А тот оцепенел, будто охотник, завидевший добычу.
И Миланэ — тоже. Она увидела Амона.
Её хороший Амон сидел на противоположной стороне стола, понурив голову, отчего пряди гривы разметались по столешнице и скрыли его; под переносицу он подставил два крепко сжатых кулака. Отрешившись от мира, Миланэ глядела лишь на него; он не шевельнулся, ещё не зная, кто к нему пришёл.
— Как он так быстро здесь оказался? — с глубочайшим подозрением спросил лев, пришедший с Миланэ.
— Он уже долго здесь сидит, мой дренгир, — ответил страж-одногодок, встав.
— Как? Зачем? Почему? — бессмысленно метался старший надзорный форта, ярясь показать свою важность и свирепость. — Заключённый — не в камере?
— Мой дренгир, так сказали, что эта придёт его допрашивать… как её… эм…
— Правдовидица? — быстро сообразил надзорный. — С ней уже всё. Всё отменилось.
— А это кто? — вздумал спросить одногодок, тыкнув на Миланэ.
— Кто?! Что?! А ну вышел отсюда! Раз-два! Спрашивает он!
Стража вмиг не стало, а надзорный начал быстро ходить вперёд назад.
Амон не поднимал головы, лишь было заметно, как шевелится кончик хвоста.
— Важный какой. Спрашивать решил, — с победной улыбкой обратился он к Миланэ, поправляя пояс, и только теперь она очнулась.
Не оценив всех знаков его положения в здешнем обществе и вообще не обращая на него ни малейшего внимания, сестра-Ашаи присела на длинную лаву и протянула к своему льву ладони. Коснувшись, Миланэ молвила:
— Привет.
Услышав родной голос, Амон уставился на неё, как на видение, а потом вдруг быстро взял её за локоть, будто опасаясь, что Миланэ пропадёт. Она пыталась приободрить его, принести ему свой свет и тепло, показать, что ситуация трудная, но разрешимая, что всё будет ладно и сладно, и потом они будут вспоминать эти мгновения со смехом.
— Привет, — растерянно улыбнулся он, потом мотнул головой. — Что ты здесь делаешь?