Снова умереть

В густом кустарнике буша даже что-то такое огромное, как слон, может застать вас врасплох, и пока я продираюсь через деревья акации, она внезапно возникает передо мной. Она выглядит такой же потрясенной, как и я, и трубит такой громкий сигнал тревоги, что он взрывом отдается во всем моем теле. Я слишком шокирована, чтобы бежать. Я застываю, за моей спиной акации, перед лицом все так же стоит слониха. Пока мы разглядываем друг друга, я замечаю огромные серые фигуры, двигающиеся в мою сторону. Целое стадо бежит сюда, шумно задевая ветви и ломая сучья. Конечно, они знают, что я здесь, и прерывают свою трапезу, чтобы осторожно взглянуть на облепленного грязью нарушителя их границ. Как мало усилий потребовалось бы любому из них, чтобы убить меня. Один шлепок хобота, одна массивная нога на моей груди избавила бы их от этой угрозы. Я чувствую, как все они изучают меня, решая мою судьбу. Затем слониха спокойно поднимает голову, отламывает прутик и кладет его себе в рот. Один за другим они возвращаются к трапезе. Они рассмотрели мое дело и выдали отсрочку.

Я тихонько проскальзываю обратно в кусты и двигаюсь в направлении кроны величественного дерева, возвышающегося над акациями. Я карабкаюсь на мощный ствол, пока не забираюсь достаточно высоко, чтобы оказаться вне досягаемости стада, и усаживаюсь на изогнутой ветке. Как и мои предки-приматы, я нахожу безопасность на деревьях. Вдалеке хохочут гиены и ревут львы, предупреждая о битве, которая развернется с наступлением тьмы. Высоко на своем насесте я наблюдаю за заходом солнца. В тени моего дерева продолжают трапезу слоны, шурша и шаркая ногами. Успокаивающие звуки.

Ночь взрывается криками и хохотом. Мигают звезды, кристально-яркие на фоне черного неба. Через изгиб ветвей я высматриваю созвездие Скорпиона, которое Джонни показал мне в самую первую ночь. Это лишь одна из многих вещей о жизни в буше, которым он научил меня, и я удивляюсь, с чего он так утруждался. Чтобы дать мне шанс на сопротивление и сделать более достойной добычей?

Каким-то образом мне удалось пережить всех остальных. Я думаю о Кларенсе и Эллиоте, семье Мацунага и блондинках. Больше всего я думаю о Ричарде и о том, что когда-то мы были вместе. Я помню обещания, которые мы давали и ночи, когда засыпали, обнимая друг друга.

Внезапно я начинаю плакать по Ричарду, по всему тому, что у нас когда-то было, и мои рыдания звучат как очередное животное, кричащее в этом шумном ночном хоре. Я плачу, пока моя грудь не начинает болеть, а горло саднить. Пока я не выматываюсь так, что безжизненно обмякаю.

Я засыпаю так же, как и мои предки миллион лет назад, на дереве, под звездами.

На рассвете четвертого дня я разворачиваю последний батончик. Я ем его медленно, каждый укус — акт почтения к священной силе еды. Так как это моя последняя пища, каждый орешек, каждый кусочек овсяных хлопьев становится радостным взрывом вкуса, который я никогда прежде не ценила по достоинству. Я думаю о множестве праздничных застолий, на которых я бывала, но ни одно из них не было таким священным, как эта пища, съеденная на дереве в то время, как небо расцветало золотом в восходящем солнце. Я слизываю последние крошки с обертки, а затем спускаюсь вниз, к берегу реки, где падаю на колени, словно в молитве и пью из мчащегося потока воды.

Когда я поднимаюсь на ноги, то чувствую себя до странного сытой. Я не могу вспомнить, когда самолет должен вернуться на взлетно-посадочную площадку, но сейчас это не имеет особого значения. Джонни скажет пилоту, что произошла ужасная беда и в живых никого не осталось. Никто не станет искать меня. Для всего мира я мертва.

Я зачерпываю грязь из реки и намазываю лицо и руки новым слоем. Я уже ощущаю, как солнце припекает шею, и полчища кровососущих насекомых поднимаются из тростника. День едва начался, а я уже измотана.

Я заставляю себя подняться на ноги. Я снова бреду на юг.

К полудню следующего дня я так голодна, что судороги в желудке сгибают меня пополам. Я пью из реки в надежде, что вода облегчит муки, но глотаю слишком много, слишком быстро и все повторяется вновь. Я падаю на колени в грязь, издавая звуки рвоты. Как легко было бы сейчас сдаться! Лечь и позволить животным схватить меня. Мою плоть, мои кости навсегда поглотит дикая природа, навсегда соединив их с Африкой. Из этой земли мы все пришли, на эту землю я и вернулась. Это подходящее место, чтобы умереть.