Снулль вампира Реджинальда

Редкие случаи пиковых кризисов погоды не делали. Да, пришлось повозиться с Йошкой Босяком, впавшим от загробной старости в маразм – он объявил себя Верховным Дерг-дуем Анхуэса и назначил Кровавую подать. Долго ловили Черского Лобишомена – этот пакостник нападал исключительно на женщин. Дамы оставались живы, ибо Лобишомен отпивал глоточек, не больше. Но все укушенные становились ярыми нимфоманками. В итоге мужья-рогоносцы обратились в Гильдию Венаторов, и хмурый Гарпагон Угрюмец подвел черту под похождениями хитроумного кусаки.

С тех пор путь в Черси был Гарпагону заказан.

Черсиянки грозились растерзать негодяя.

А так вампиры вели себя тише воды, ниже травы. Высокая Наука ограничивала их со всех сторон. Колдун из захолустной Вялопрыщенки легко мастерил «отворот-поворот» на луковой основе, ведьмы за грош плели «вурдовы запеканки» – короче, хочешь жить, мертвяк, умей вертеться. Не убий, не возжелай, не привлекай лишнего внимания...

Решил продолжить род, сосунок?

Тогда ищи подходящую кандидатуру.

Если у человека нет склонности к кровопийству, вампиром ему не стать. Хоть досуха его выхлебай, в клочья искусай, слюны ядовитой ему в жилы напусти – не встанет он кровососом. Умрет, а не встанет. Упыри в период гона с ног сбивались. Пока найдешь правильного человечка, с нужной червоточинкой в душе! – пока вопьешься в сердце, вызнаешь: он, не он...

Бывало, и случайные жмурцы вставали от зуда в клыках. Седьмой сын седьмого сына, убитый на меже, похороненный лицом вниз... Луна сквозь крону вяза молочком плеснула, рак на горе свистнул, жареный петух закукарекал – хлоп, и откинулась крышка гроба. Но продолжать свой род «приемышами»?

Не всякий вурдалак хотел брать на воспитание неродного.

Вот и мучились.

Зато бардам – раздолье. Упырь-рутину ушлые борзописцы раскрашивали, кто во что горазд. Фантазия хлестала кровушкой из жил. Талант бил колом в грудину. Творчество благоухало чесноком. Благородные вампиры, мудрые вампиры, обаятельные, любвеобильные, остроумные, преданные, отважные, добрые, с тягой к прекрасному – барышни ночами мечтали о дивных женишках, смачивая подушку слезами.

Скажи кто-нибудь Фортунату Цвяху, что настанет день, вернее, ночь, и он проникнется к одному такому, клыкастому и несчастному, сочувствием – в глаза бы расхохотался.

– Вы утверждаете, что мы вторглись в ваш сон с целью его дальнейшего похищения. Я прав?

Реджинальд кивнул с обреченностью человека, доброй волей отдающегося лекарю-зубодёру.

– В таком случае, смею вас заверить: вы ошибаетесь. Наше вторжение носило случайный и непреднамеренный характер. А ваш сон – вернее, принесшего его снулля – похитили не мы с коллегой.

«Очень мне нужно ваше сокровище!» – чуть не брякнул охотник.

– Вы знаете, где мой снулль?

– Да. Он представляет серьезный научный интерес. Мы хотим провести кое-какие исследования.

– Не надо, – жалобно попросил вампир. – Не надо исследований. Что вам от меня нужно? Чего вы ко мне привязались? Оставьте меня в покое! Выпустите моего снулля! Вы не имеете права! Я подам иск...

Фортунат нахмурился.

– Опять вы за свое? Предлагаю уладить дело миром. Вы забываете о вампирском гоноре и рассказываете мне: чем вам так дорог этот снулль? Я же оставляю вас в покое. И прошу ловца освободить вашего драгоценного снулля. Ко всеобщему удовлетворению. Что скажете?

– Вампирский гонор? – фон Тирле выбрался из кресла и принялся мерить комнату шагами, из угла в угол. – Вы тоже мне завидуете?!

Он с горьким презрением уставился на венатора.

Миг, и презрение исчезло.

– Вижу, вы – нет. Но многие... Многие! «Ах, будь я вампиром!» Звучит, как: «Ах, будь я султаном!» Это так романтично! Это так изящно! Ой, они чудеса творят: по небу летают, туманом стелются, мышкой порхают, в щелочку просачиваются... Грезы навевают, на шелковые ресницы. С ума сойти! Ах, чаровники!..

Венатор усмехнулся с пониманием. Вампир и магия – две вещи несовместные. Спроси первокурсника Универмага, и тот мигом отбарабанит, в чем разница способностей магических – и физиологических, возникших в процессе некро-эволюции. Мертвец, хоть восстань он, хоть в гробу лежи, маной не обладает. И к чародейству, которое суть творчество, не способен. Даже сильнейшие некроманты под «Тавром Ревитала», восстав, используют запас маны, накопленный при жизни.

А как израсходуют – был маг, и нету.

– ...завидуют. Нашей жизни завидуют! Разве ж это жизнь?!! Бессмертие? Мы не бессмертные, мы долгомертвые. Вечный Странник, какие идиоты!..

Фортунат впервые слышал, чтобы нежить поминала имя Вечного. Видать, сильно бедолагу допекло!

– Вы хотите знать? Хорошо!

Фон Тирле выкрикнул это едва ли не с угрозой.

– Только имейте в виду: удовольствия вы не получите! И помните о своем обещании!..

* * *

Исповедь Реджинальда фон Тирле, вампира и эталонной единицы, прозвучавшая ночью в «Драконе и Лилии»

Реджинальд фон Тирле стал вампиром в сорок два года.