Сны курильщика

Воображаешь ее с кем угодно, только не с подругами или родными. Иной раз и подруги бывают такие, что… Места себе не находишь — балкон, кухня, снова балкон. Голуби, сволочи. Почему «сволочи»? Потому что паранойя у меня, и маниакально–депрессивный психоз на верхосытку.

— А если это любовь?

— Ну, ты–то хоть, Отелло, не подкалывай…

* * *

Из истории выздоровления: «Пациент подолгу молчит, на любые просьбы огрызается, читает детективы и биографии вождей. По утрам пьет ананасовый сок, часами занимается гимнастикой, принимает контрастный душ. От кофе отказывается, утверждая, что «кофе омрачает». В ходе краткой беседы удалось выяснить, что себя он считает существом способным и перспективным, но эмоционально черствым, даже бездушным, хотя в принципе доброжелательным. На вопрос о степени и характере полового влечения ответить отказался, заявив, что это не имеет значения и является вмешательством в частную жизнь. Спит много и крепко. Аппетит вялый, но постоянный. Стул твердый, регулярный. Рекомендуется: выписать пациента к чертовой матери и не морочить мне голову.

Франкенштейн».

СМЕХ УМИРАЮЩЕЙ НАДЕЖДЫ

Мы покончили с надеждой,

Мы погибли для любви,

Из сердца совесть выжгли мы дотла.

Мы на муки променяли

Годы лучшие свои:

Спаси нас Бог, узнавших столько зла!

Киплинг

Надежда — хороший завтрак,

но плохой ужин.

Бэкон

Есть пессимисты и оптимисты, экстраверты и интроверты, счастливчики и неудачники, идеалисты и материалисты — нет лишь тех, кто вовсе не надеялся. Не уповал. Не держал на чердаке сознания своего белого голубя.

«Вся жизнь впереди — надейся и жди!»

Сейчас звучит издевкою, а в детстве не звучало. Мир был туманен. И не от того, что сладостные слезы застилали глаза: он реально был размыт, многовариантен. Разве можно было в первом классе заурядной средней школы сказать, что из кого выйдет? А уж самому первоклашке хотя бы приблизительно обрисовать свое будущее и вовсе не под силу.

В детстве ВСЕ может быть.

Дети еще не знают, что есть успех, карьера, достаток, досуг, любовные утехи, семья, дети. Они не считают это важным, их туманное сознание совсем другими вспышками пронизано, иного света — нездешнего. В словах это передать невозможно. Может быть, единственное подходящее слово — бессмертие.

Потом оказывается, что люди умирают. («Но я‑то не умру.»)

Мой одноклассник занимался парашютным спортом. На десятом прыжке парашют не раскрылся. Девятый класс. Похороны. Школьный двор переполнен. И переполнившие его сами полны не горем — страхом. Он, из хорошей семьи мальчик, к девятому — своему выпускному — классу так и не успел познать женщину. Он много чего не успел, много чего ждал. Умирая в свой черед, я вряд ли буду счастливее его.

К окончанию школы надежды обретают очертания, наливаются плотью. А вместе с тем типизируются, становятся удаленным общим местом, чем–то вроде прилавка, к которому выстроилась несусветная очередь. И поет над головами Юрий Лоза

О далеких мирах, о волшебных дарах,Что когда–нибудь под ноги мне упадут,О бескрайних морях, об открытых дверях,За которыми верят, и любят, и ждутМеня…

Легкие логические неувязки извинимы общим пафосом Иванушки–дурачка, не признающего иной рыбалки, нежели ловля рыбок золотых.

В детстве надежду и мечту еще легко перепутать. А в очереди не до грез — твой номер чернилами выведен на ладони.

И тогда надежда становится циничной. Один надеется безнаказанно сделать подлость. Другой надеется выстрелить первым. Третий надеется, что благосостояние его будет расти с каждым годом, больше того — с каждым днем.

Четвертый уже ни на что не надеется… — у него и так все есть.

Оказывается, человеку не так уж много надо. Совсем мало, сравнительно с розовым детским маревом. И достичь всего этого — вполне реально. Нет такой цели, которой бы нельзя было добиться. Нет профессии, которую нельзя освоить. Нет женщины, которую нельзя после более или менее длительной и изощренной осады завоевать. Нет языка, который нельзя выучить. Нет Бога, в которого нельзя поверить…

Другое дело, что за осуществление своих надежд надо платить. Чем же? Стремительно сокращающейся дистанцией между тем, что ты есть (что ты имеешь), и тем, на что ты надеешься. Своеобразная корректировка курса — ты подтягиваешь к себе линию горизонта, и пересечь ее теперь — раз плюнуть.

— Как жизнь?

— Удалась.

Мы очень смеемся по этому поводу…

КАРФАГЕН УЖЕ РАЗРУШЕН