Сны в Улье (СИ)

Я поняла, почему он это спросил сейчас. Дациан заметил раньше меня, как все вокруг начало меняться. Розы, земля и даже небо поплыли вниз, будто кто-то облил картинку краской. Как во сне. Только мои пчелы оставались неизменными. За стекающими декорациями что-то проглядывало, и чем менее отчетливо я видела розовые цветы, тем четче я видела, что там. Сотни глаз смотрели на меня, ни один не похож на другой, зубы скалились, а пасти истекали слюной. Что-то голодное и неправильное было вокруг, то, о чем не хочешь знать или даже думать. Но все это были мои Боги. Те, кому была посвящена вся моя жизнь, каждое мое слово, каждый мой взгляд. Те, кому мы посвятили жизни практически всех магов.

Наверное, вокруг меня был Вопящий Рой, потому что тех, что меня окружали, было как звезд на небе. Когда спадет и иллюзия тишины, наверняка, я услышу их крики. Я и сейчас слышала, как что-то вокруг меня шевелится, дышит, облизывается, но голосов слышно не было.  Может быть, мой слух не приспособлен для них.

Босыми ногами я почувствовала, как что-то подо мной пульсирует, будто я и стояла на каком-то существе. Я сделала шаг в сторону и провалилась по щиколотку во что-то липкое. Дациан подхватил меня под руку, будто бы я могла упасть, но я лишь оступилась. Впрочем, за слоем чего-то липкого, тоже что-то шевелилось, и мне даже показалось, что оно лизнуло мою ногу. Это, кстати, даже вышло не страшно, а очаровательно.  Хотя, наверняка, оно хотело попробовать меня на вкус.

Дациан все еще держал меня за руку, нервно поглаживая пальцами мое запястье. Я повернулась к нему. По его незаживающей ране ползали пчелы, как мухи на куске мяса. Чьи-то клыки были совсем близко за его спиной, пасть с ними то открывалась, то закрывалась. Ко мне они так близко не приближались. Я притянула его ближе к себе, и услышала, как жужжат пчелы. Дациан будто бы даже не замечал их. Одна из них пробралась под неповреждённую кожу с другой стороны шеи, кожа вздулась бугорком.

- Ты им сказала пробраться внутрь меня, чтобы заполнить ту дыру, что ты оставила на месте, где было мое сердце?

Все-таки он замечал пчел. И  даже сумел сохранить долю романтики. Я вытащила за крылышки вторую пчелу, которая хотела пробраться под кожу.

- Милый, твое сердце по-прежнему в твоей груди. Иначе бы, как бы ты смог меня любить.

Самой захотелось опошлить мою фразу. Но больше было не до шуток.

Последний лепесток опал.

То, что я принимала за множество разных существ, оказалось единым. Оно окружало нас. Мы стояли на нем, оно было со всех сторон. Где-то его масса разъединялась, там была пустота. Но я не была уверена, что и она не является частью него. Сложно было даже сказать насчет нас с Дацианом.  Оно было разнообразно. Все его части были непохожи друг на друга, но все они соединялись единой массой плоти, которая и сама была неоднородна, где-то покрытая кожей, где-то чешуей, а где-то я видела лишь переплетение мышц и упругие сосуды. Все взгляды были обращены на меня, и оно медленно шевелилось, будто освобождая угол обзора для всех глаз.  Даже Дациан смотрел на меня, хотя, может быть, он просто не хотел смотреть по сторонам.

Я упала на колени перед Кошмарным Королем. Я чувствовала, как Дациан тоже медленно опустился за моей спиной. Он был повсюду, и я совершенно не знала, в какую сторону мне обращаться. Среди его плоти наибольшим был круглый белый глаз с вертикальными черными зрачками, в котором я видела наше отражение в полный рост. Я обратилась лицом к нему, хотя я уверена, что он, кроме своего размера, ничем не отличался по значимости от других. Вдали я видела глаза и пасти больше.

Когда видишь свое отражение в чьих-то зрачках, сам себе кажешься невероятно маленьким и никчемным, когда видишь в зрачке себя целиком, как в зеркале, понимаешь, что ты лишь видение в глазах великого. Невозможно узнать хотя бы часть его величия. Как муравьи не способны понять, что такое шоссе, вдоль которого они живут, так и люди не способны понять, что собой представляют внеземные жизни. Возможно, Ферми говорил совсем не об инопланетянах.

Мы продолжали стоять на коленях, но ничего не происходило, ни милости, ни кары. Властитель Улья смотрел на нас, и я не могла понять, каким взглядом. В его распоряжении было все время мира, я не знала, как он воспринимает его, поэтому он мог смотреть на нас еще не одну сотню лет, решая, что с нами сделать. Хотя, наверное, он знал все.