– Прекрасно! Тогда я уйду, а вы смените охрану на конвой, и свободу – на арест, в лучшем случае – домашний. Поэтому идемте по-хорошему, я вас довезу.
Веронике ничего не остается, кроме, как подчиниться. Фридрих подвозит ее к дому, дожидается, когда она войдет внутрь, и только после этого его автомобиль скрывается во тьме. Минут через десять чуть в стороне от дома Мейеров останавливается точно такая же машина, но с другим водителем.
Дома девушка узнает от отца, что ей звонил редактор популярного журнала.
– Он сказал, что пришлет за тобой машину к половине пятого, – сообщает Александр.
– Спасибо.
– Да не за что. А это что за список? – Он показывает дочери, составленный для нее министром, план поездок на октябрь.
– Ты рылся в моих вещах?!
– Не совсем. Он вчера выпал у тебя из сумочки, когда я ее обыскивал, и ты забыла его забрать.
– Мог бы и извиниться!
– Переживешь! Так что это такое?
– План поездок от университета, что же еще?
– Утвержденный министерством? – Алекс демонстрирует девушке печать, удачно прикрывающую хорошо знакомую ей подпись.
– Разумеется. По-другому в наше время не бывает, – спокойно отвечает она, и забирает листок. Конечно, такое вполне возможно, и в этом она не слишком лукавит, другое дело, что университет к предстоящим поездкам не имеет никакого отношения. Время уже позднее, а завтра предстоит ранний подъем, ведь чего бы ей это ни стоило, она все равно поедет на аэродром! Вероника молча направляется к лестнице.
– Эй! – окликает ее Алекс. – Спокойной ночи, Птичка!
– Спокойной ночи!.. Я должна тебя предупредить, я завтра с самого утра с Зигфридом и Эленой поеду на аэродром фотографировать самолеты.
– Снова пропустишь занятия?
– Какая разница: в понедельник вернуться к учебе или во вторник?
– Справедливо. Утром холодно, одевайся теплее.
– А ты, правда, знал отца Доха?
– Он командовал нашей ротой в войну. Парень повторит его судьбу, я уверен в этом.
– Станет командовать ротой?
– Да, и погибнет так же нелепо. Ему только не говори. Иди сюда! – Алекс подзывает ее к каминной полке, заставленной фотографиями, и показывает ей старый снимок, изображающий группу мужчин в форме старого образца. – Вот он, второй слева.
– И как он погиб?
– Зацепило осколком.
– Может, ты ошибаешься? – с надеждой в голосе спрашивает она. – Может, с Зигфридом ничего такого не случиться?
– Нет, не ошибаюсь… к сожалению. Но не бери в голову, до этого еще далеко. Спокойной ночи! – Он заботливо целует ее в щеку.
Девушка поднимается к себе. Ночью, после рассказов отца и переживаний по поводу полета, ей снятся тревожные сны про самолеты. Когда в три часа ночи ее поднимает звонок будильника, она уже совсем не уверенна в своем желании летать. Тело настойчиво требует продолжить отдых, но она не сдается. Следуя совету Алекса, девушка одевается потеплее, как некогда для прогулок в горах.
Вероника выходит из дома без двадцати четыре, как было условлено. На улице ее уже поджидает старый автомобиль, который Дох одолжил у одного из приятелей специально для этой поездки. К аэродрому они подъезжают около пяти. Весь час с небольшим пути Элена инструктировала подругу о том, как вести себя в полете и чего ждать.
По прибытии Норманн выделяет Веронике летную форму. Пока Элена готовит самолет к вылету, Зигфрид настраивает камеру.
– Плохой свет, – говорит он подошедшей к нему Мейер. – Через час будет еще более-менее, а сейчас еще темно.
– Значит, сначала полетаем, а потом сфотографируемся?
– После полета тебя будет так тошнить, что вряд ли ты захочешь фотографироваться. Там вверху очень трясет.
Молодой человек делает несколько ее снимков, но предупреждает еще раз, что они, скорее всего, получатся темными и нечеткими. Вот, наконец, к ним подбегает Элена. Самолет уже готов и ждет только своего пилота, чтобы взмыть в небо. Она радостно увлекает Веронику за собой.
Норманн уверено садится за штурвал, а ее подруга занимает место за ее спиной.
– Если что-то захочешь сказать – кричи громче! – стараясь перекричать звук мотора, сообщает летчица.
– А правда, что здесь укачивает?! – выкрикивает Вероника.
– Увидишь!
Самолет разгоняется, отрывается от земли и набирает высоту. Его, действительно, трясет и шатает, но Мейер это даже нравится. Сделав круг над полями и какой-то деревней, Элена интересуется у нее:
– Не тошнит?!
– Нет!
– Красиво, правда?!
– Очень красиво!
– Может, бочку сделаем?!
– Что такое… А-а-а!!! – Вероника так и не поняла, зачем Элена спрашивала ее мнение перед тем, как сделать трюк, если, только спросив, тут же перевернула самолет в воздухе.
– Ты живая?! – кричит она, после виража.
– Я в порядке!
– Сейчас еще кружок – и спикируем!
Наблюдая за тем, как самолет крутится в воздухе, камнем летит к земле и снова взмывает в небо, Зигфрид, хоть и не является суеверным человеком, скрещивает пальцы. На последнем круге Элена делает еще раз бочку и заводит самолет на посадку. Считая, что Вероника уже вряд ли жива, парень нервно прикусывает губу. Однако когда Норманн глушит мотор и помогает подруге спуститься, та не только твердо стоит на своих ногах, но и в приступе безудержной эйфории требует: