Скосив взгляд, она заметила стул со спинкой и вскоре нарочито громко переставила предмет мебели в центр камеры, проскрежетав ножками по грязному каменному полу. От резкого звука мужчина зашевелился и обернулся, лежа на прелой и старой соломе, вместо постели или койки.
Тем временем Мелисса Ситхиис разместилась на стуле, чинно расправив складки юбки, чтобы она не помялась.
— Не могу не поразиться вашему стремлению жить, герцог Карлас. Я восхищена, — сухо произнесла нынешняя королева.
Как только слабое сознание герцога поняло, кто перед ним, он хотел что-то сказать, но ощутил от этого лишь невыносимую боль. Тело так же не слушалось и, когда он дернулся в сторону визитера в знак протеста, услышал лишь холодное:
— Ни к чему эти резкие движения, милорд. Вы причините себе лишь дополнительную боль.
Мужчина упрямо захрипел, смотря на ту, кого отчаянно любил с дикой смесью разочарования, неверия и надежды.
— Сегодня вы умрете, — категорично заявила девушка, чем добила мужчину, который упорно не понимал, как, зачем и за что она с ним так. Ведь он все делал только во благо любимой, что так жестоко отвергла его. — Я надеялась, что удастся избежать подобных жертв, но вы не оставили мне выбора ночной выходкой. Вам следовало послушаться приказа своей королевы, которой вы присягнули, а не следовать путем гордости и одержимостью женщиной.
— П… хш… поч… — невообразимым образом, смог прохрипеть Айсон, чем в очередной раз удивил девушку.
— Надо же, вы даже сохранили возможность частично разговаривать, — скупо похвалила она, но лик девушки был далек от восторга. Напротив, она лишь печально вздохнула, а после нехотя достала из поясной сумки небольшой шприц. — Я позволила себе вновь недооценить вас. Сожалею, но я ускорю ваш уход. Мне говорили, что от этого яда боли не ощущается. Я избавлю вас от мучений.
Затем поднялась с места и шагнула к герцогу, связанному по рукам и ногам. Но даже окажись он свободен, тело его предало и единственное, на что он был способен — отодвинуться на несколько сантиметров, что никак не могло помешать девушке наклониться, а после коснуться ноги мужчины. Он не ощутил ни укола, ни самого прикосновения. Тело, пусть и болело, но было совершенно глухо к посторонним раздражителям. Он не мог с точностью сказать, уколола ли его девушка, или нет, даже когда она вернулась на свое место и тоскливо посмотрела на него своими невероятными фиалковыми глазами.
И все же он надеялся, что она передумала, не смогла, не стала…
— У нас осталось минут десять, — разрушила она его надежды одной фразой. — Не беспокойтесь, я побуду с вами. Умирать в одиночестве обычно невыносимо…
Мужчина взвыл, но на деле, лишь захрипел от отчаяния.
— Вероятно, вы не понимаете моих мотивов и поступков. Ощущаете себя преданным, — с грустной улыбкой, произнесла она и подняла вуаль, открывая свое лицо. — Я не успею рассказать вам все, но постараюсь открыть столько, сколько смогу за то время, что у нас осталось, — вздохнула она. — Вы достойны того, чтобы узнать правду, хотя едва ли она принесет вам мир перед кончиной. Когда я узнала все в деталях, мне было невыносимо больно… — поделилась она, опустив взгляд от тяжелых воспоминаний. — Но не будем терять времени, — выпрямилась она. — Начнем с того, что шрамы, которые вы видели вчера, нанесли мне не наги, — быстро проговорила она, а затем на мгновение стихла. — Их оставили покойная королева и мой брат.
Девушка сделала небольшую паузу, давая мужчине возможность осмыслить услышанное, а после продолжила:
— Вы думаете, что я вру, — не спрашивала, а утверждала она, видя это недоверие в покрасневших и воспаленных глазах своего молчаливого собеседника. — Увы, но это — правда. Вначале, я сама не понимала, почему мать так ненавидела меня, а после ее гибели, отец объяснил причину. К несчастью, Эрик подслушал тот разговор и так же узнал правду, потому продолжил начатое его матерью вплоть до вторжения нагов на территорию монастыря, где и принял свою кончину, не успев забрать меня с собой, — она внимательно всмотрелась в лицо мужчины, а затем снисходительно кивнула: — Вы не ослышались. Эрик рвался в монастырь в тот день не для того, чтобы спасти меня от Ситхииса. Он хотел убить меня, чтобы я не досталась нагам. Но не для того, чтобы сохранить мою честь, а из куда более личных и корыстных мотивов. Брат любил меня. Вот только его любовь была сродни пытке. Это не та любовь, которая может быть к родной сестре, и нечто большее, чем ненависть к врагу. Бедный Эрик долгие годы терзался противоречивыми чувствами, которые выливались… — она осторожно коснулась самого большого шрама на своем боку сквозь ткань платья. И Айсон точно помнил, что там был длинный и уродливый шрам от ожога. — В это. Они заклеймил меня, — говорила она с легкой улыбкой на губах, но в душе девушки все содрогалось от тяжелых воспоминаний.