Соавтор

— Просто? Нет, щелкопер, это, знаешь ли, очень непросто. Если бы это было просто — никто бы не мучился, люди разгуливали бы по другим мирам, как по своему дачному участку. Ты пойми: в сущности, у каждого есть только он сам.

— Но я…

— А ты, похоже, действительно, писатель. Ты, между прочим, того… пельмени-то сыпь, вода кипит уже. Знаешь, я чего только не насмотрелся! И психов видел, и жлобов, и на киностудии был, и в куче театров… Все обещают выход. Выход! И почти никто не знает, что это такое. Чем модерновее — тем отстойнее. У всех на уме только слава и бабки. Уроды… Ничего. Я тебя проведу куда угодно.

— Ты писатель? — спрашиваю я, ставя перед ним тарелку.

— Я — актер. Фигу я им буду сниматься в сериалах, фигу! Идут они в сраку со своей рекламой! Я — характерный актер. Мне надо играть тому, кто в чем-то шарит — и выход видеть. Самое главное — видеть выход — тогда я идеально перевоплощаюсь. Так что я буду играть тебе. И за мной ты войдешь куда угодно, потому что у меня своей собственной индивидуальности нет совсем. Я — идеальный проводник.

— Как — нет?!

— А так, — Андрей выкладывает в тарелку с пельменями полстакана сметаны, вытряхивает на сметану пригоршню молотого перца и столько же соли. — Хороший актер — чистый лист. Рисуй, что хочешь. Я в себя впущу любую иномирную сущность — а ты войдешь за мной без проблем. Как домой. А как войдешь — так сразу вспомнишь.

— Вспомню…

— Жизнь, которую ты не прожил. Только не бойся. Правда — в деталях, запоминай детали, потом легче будет записывать.

— Как же слава и бабки? — спрашиваю я, с легким ужасом глядя, как Андрей уписывает соль и перец, слегка разбавленные пельменями.

Он поднимает глаза.

— А ты почему не пишешь для коммерческих проектов? По компьютерным игрушкам? Или по типу «Вовка в Тридевятом царстве», про Янку при дворе царя Гороха? Тебе слава с бабками не нужна?

Я молчу.

— И мне стыдно, — говорит Андрей. — Легче вагоны грузить или холодильники на девятый этаж таскать уважаемым гражданам, чем продаваться за бабки… Хотя многие со мной и не согласятся…

— Тебе же нужны зрители, — заикаюсь я.

— Меня устроят читатели, — хмыкает он. — Твои читатели. Мне нужны не зрители, а партнеры. И выход. Вот что. Самое главное, что нужно — это выход. А прочее — шлак.

— Андрей, — говорю я нежно, — а давай попробуем еще разок?

— Сейчас доем — и вперед, — отвечает он и улыбается влево.

Мне в кои-то веки повезло.

5

Андрей живет у меня. Мы почти не спим. В коротком тревожном сне я вижу выходы, которых еще не открывал. Передо мной — бесконечная непостижимая Вселенная; я просыпаюсь в нервном ознобе, со странным чувством смешанного восторга и дикого страха, от которого мутит и встают дыбом волоски на руках. Андрей, который ночует у меня, на полу в спальном мешке, дергается от взгляда, просыпается рывком, взъерошенный, нащупывает очки, надевает, смотрит на меня, еле переводя дыхание.

— Ух… видел глазами летучей мыши. И слышал ее ушами. Сердце не успокоить.

Я предчувствую, что у меня это еще впереди. Я ещё не бывал в теле — или внутри души — какого-нибудь непредставимого создания, но мне и людей из иномирья хватает с избытком. Все чувства во время наших странствий заостренно сильны; каждый раз, готовясь шагнуть в другой мир, я чувствую себя космонавтом, выходящим в открытый космос. От сладкого щемящего ужаса у меня останавливается дыхание и холодеют руки. Я делаю над собой усилие — и ныряю в чужое бытие.

Самое сложное — это удержаться от приступа паники в первые секунды, когда состояние твоего… носителя? персонажа? твоей тени в инобытии? — похоже на амнезию. Барахтаешься в чужом сознании, как в глубокой холодной воде, не вздохнуть — и нет ни верха, ни низа, как в невесомости.

Пока меня выручает Андрей. Какой-то осколок его разума заставляет то, что он называет «ролью», обратиться ко мне по имени и приказать: «Вспоминай!» Стоит начать вспоминать, как тождество с чужаком, чьи тело и душа стали твоими, становится полным.

Ощущения настолько остры, что, вываливаясь в реальность, я несколько минут воспринимаю ее как сквозь вату. Время в разных мирах идет по-разному: иногда уйдешь на четверть часика — а они займут реальные сутки, иногда месяц в чужом мире занимает ночь нашего. Подгадать невозможно. Мы выбираемся в реальность только отдышаться, обсудить и по делу: Андрей уходит на работу, я записываю — я ухожу на работу, Андрей занимается каким-то немыслимым тренингом.

Реальная квартира требует реальных денег на оплату, а наши живые тела — хоть какой-то относительно реальной еды. Мы не можем уйти насовсем; есть какой-то внутренний ресурс, напоминающий, что наш дом — Земля, Питер, кончается нуль-первый, начинается нуль-второй — нулевые годы двадцать первого века.