Собачье наследство

Наверное, сюда они приходят потусоваться. Мелькнула мысль заходить сюда каждый день, но так даже его лицо может стать узнаваемым. Не стоит торопить события. Когда они уйдут, он неспешно вернется к машине, чтобы потом поехать в гостиницу.

А утром снова отправится к дому. Потом решит, как к ней связаться — или подойти самому, или с помощью письма. Мэдлин, конечно же, письмо перехватит, надо ее перехитрить. Он дождется подругу дочери, отдаст ей послание и попросит передать его… кому? Первым делом следует выяснить, как ее зовут.

Лукас начал чувствовать раздражение, что сел так далеко. Голоса были едва слышны, и приходилось напрягать слух, чтобы услышать, не назовет ли дочь кто-то по имени. До него доносилась лишь мешанина французских слов, вроде бы знакомых, но бессмысленных. Лукас завороженно наблюдал за лицом девушки, за улыбкой, многозначительными взглядами, игриво нахмуренными бровками. Стало грустно от мысли, что он не видел, как эти гримаски формировались в детстве.

Те годы безвозвратно потеряны — годы, когда он мог читать ей сказки, быть рядом в важные моменты ее жизни — дни рождения, уроки плавания, велосипедные прогулки, — делать все то, что должны делать отцы. Она весь путь прошла самостоятельно, а Лукас за этот невинный промежуток времени убил, наверное, сотню человек.

Он нервно вздрогнул и отвел глаза, когда заметил, что брат одной из девушек удивленно смотрит на него. Мальчишка что-то сказал остальным, и Лукас приподнял газету повыше, чтобы скрыть лицо.

Он не мог поверить, что кто-то заметил, как он смотрит на нее. И еще Лукаса раздражало объяснение, которое они обязательно придумают его взгляду. Сердце замерло от неприятного ощущения, что именно сейчас дочкина компания насмешливо смотрит на странного посетителя.

Судя по их уверенной, собственнической манере общения с официантом, можно даже предположить, что они запросто подойдут к нему. Лукас раздраженно хмыкнул, сраженный иронией ситуации: закрываться газетой от страха перед какими-то сопляками!.. Так он просидел минут пять, прежде чем встать и уйти, как бы случайно отворачивая лицо.

По пути к машине Лукас все еще ощущал в себе адреналиновую дрожь. Он увидел свою дочь. Она красива, пользуется популярностью, у нее милые друзья.

И тут пришло мощное желание, всепоглощающая потребность в том, чтобы это стало началом, а не концом знакомства.

Да, эгоистично. Что она чувствует по отношению к нему, если вообще знает о его существовании? Она живет полной и счастливой жизнью, а появление отца из страшного небытия может оказаться таким же сокрушительным ударом, как смерть члена семьи. Он думает только о себе и понимает это, но ему необходимо найти путь к дочери.

Со всей силой духовного откровения Лукас понял, что не видит смысла продолжать жить иначе.

После ужина тем же вечером Лукас сидел с книгой в гостиничном баре. Вновь обретенный оптимизм вернул ему желание быть среди людей, даже если общаться с ними и не хотелось. Через некоторое время за соседний столик присела пожилая дама. Лукас сделал вид, будто не замечает ее улыбки, обращенной к нему.

Он услышал, как дама заказала «Беллини». У нее шотландский акцент… скорее всего Эдинбург. Шотландские словечки промелькнули и в разговоре с официантом, когда тот принес заказ. Лукас сосредоточился на книге и очень удивился, когда через несколько минут незнакомка произнесла:

— Извините за назойливость, вы первый раз?..

Он поднял глаза, полагая, что за столик подсел кто-то еще, но встретился с ее улыбающимся любопытствующим взглядом. У Лукаса не оставалось иного выбора — придется отвечать на этот самый банальный туристский вопрос.

— В Париже — не в первый. В этом отеле — да.

— Нет, я имею в виду другое. — Женщина улыбнулась и показала на книгу. — Я хочу спросить, вы впервые читаете «Гордость и предубеждение»?

— А, понимаю, — улыбнулся Лукас в ответ. — Да. Мне как-то порекомендовали Джейн Остен, и я пристрастился. «Мэнсфилд-парк», «Нортенгерское аббатство», особенно «Доводы рассудка» — сейчас это моя любимая.

— И моя тоже, совершенно восхитительная книга. Очень трогательная, особенно если рассматривать ее с точки зрения жизни самой Джейн Остен.

Лукас никогда не задумывался, почему ему понравилась книга, но, может быть, дело именно в этом — в надежде, которую она давала, не важно, насколько губительным было прошлое.

— И вы на самом деле верите, что никогда не поздно?..

— Конечно. Я тому свидетель; я не раз наблюдала за людьми, живущими в раскаянии, никогда даже не помышляющими о том, что еще осталось время все исправить. Как грустно вот так влачить существование…

— Наверное.

Женщина снова улыбнулась.

— А скажите, любезный, вы здесь один? Если так — ужасно жаль.

— Я привык путешествовать в одиночестве. Это деловая поездка.

— Все равно.

Лукасу не хотелось, чтобы на него давили, поэтому он увел любопытство незнакомки в сторону встречным вопросом:

— А вы разве не одна путешествуете?