Мимо того сарая старались не ходить. Прежде там был деревенский овин, но потом командование превратило его в пыточную. Хватали и волокли всех – мародеров и дезертиров, подозреваемых в шпионаже и просто пленных. Наш полк стоял тут уже четвертую неделю, пытаясь дождаться хоть каких-то распоряжений от вышестоящего командования, а пока ловили и тащили на допрос всех, кто мог рассказать хоть что-то интересное. О том, где какие банды мародеров бесчинствуют, вырезая мирное население. О том, нет ли поблизости врага. О том, что происходит в округе.
Несколько дней назад я сама притащила сюда «языка». Здоровый мужчина, рыцарь выше меня на целую голову, долго не давался, пока я не врезала ему по причинному месту. Потом волокла скрученного по рукам и ногам, заткнув рот кляпом, ибо он поливал меня такой бранью, что хотелось отрезать ему язык собственными руками и скормить тот главный орган, который он считал для себя таким уж важным. Несколько раз хотелось бросить этого борова подыхать связанным без помощи, воды и пищи, но он был рыцарем и мог знать немного больше тех мародеров и разведчиков, которых ловили до того. А еще душу грела надежда, что за него мне дадут награду.
А теперь он второй день кричал в том сарае жутким голосом, иногда срываясь на визг. И вместо злости и радости от пары серебряных грошей я ощущала досаду и жалость.
… Потом то, что от него осталось, вздернули на ближайшем дереве.