Собака

В течение часа я блуждал по улицам, тщетно стараясь придумать, как бы мне достать эти три доллара. Я забрел в вестибюль Эббот-Хауза — это был новый отель — и сел в кресло. Вскоре в вестибюль вбежала собачка. Она постояла, поглядела на меня, и в глазах у нее я прочел вопрос: «Ты не обидишь меня?» Я ответил, тоже глазами, что я ее друг. Она благодарно помахала хвостом, подошла, положила морду ко мне на колени и поглядела на меня неотразимыми ласковыми карими глазами. Это было прелестное создание, изящное, как молодая девушка, и все укутанное в шелк и бархат. Я поглаживал ее шелковистую голову и ласкал ее свисающие уши — мы походили на влюбленную пару. В эту минуту генерал Майльс, герой дня, вошел в вестибюль отеля мужественной походкой, весь залитый золотом, привлекая к себе общее внимание. Он увидел собаку и остановился, глаза его загорелись. Он наклонился и погладил собаку.

— Какой чудный песик, просто красавец! Не продадите ли вы его?

Я был поражен. Предсказание Суинтона сбывалось.

Я сказал:

— Что ж, могу продать.

— Сколько вы хотите за него? — спросил генерал.

— Три доллара.

Генерал видимо удивился. Он сказал:

— Три доллара? Всего три доллара? Но ведь это замечательная собака! Она должна стоить не меньше пятидесяти долларов. Если бы она была моя, я не продал бы ее и за сто. Боюсь, что вы не знаете ее настоящей цены. Подумайте. Я не хочу обижать вас.

Если бы он знал действительное положение дела, он понял бы, что не может меня обидеть, так же как я не могу обидеть его. Я ответил твердо, как и в первый раз:

— Три доллара. Я прошу за собаку три доллара.

— Что ж, если вы настаиваете, пусть будет по-вашему, — сказал генерал.

Он уплатил мне три доллара, взял собаку и поднялся к себе наверх.

Минут через десять в вестибюль вошел пожилой человек с меланхолическим выражением лица и стал ходить взад и вперед, озираясь и заглядывая под столы и кресла. Я спросил его:

— Вы ищете собаку?

Его лицо было озабоченно и печально. Теперь оно засветилось радостью, и он воскликнул:

— Да! Вы ее видели?

— Видел, — сказал я. — Она только что была здесь. Я видел, как она пошла за одним джентльменом. Если вы пожелаете, я думаю, что мог бы ее разыскать.

Я никогда не встречал такого выражения благодарности. Дрожащим от признательности голосом он сказал, что просит меня поискать собаку. Я сказал, что готов быть ему полезным, но поиски собаки должны отнять у меня некоторое время — надеюсь, что он вознаградит меня за хлопоты. Он сказал, что сделает это с наслаждением, он повторил несколько раз: «С наслаждением!» — и спросил, сколько я хочу.

Я сказал:

— Три доллара.

Он был удивлен. Он сказал:

— Это же гроши! Я охотно уплачу вам десять.

Но я сказал: «Нет, я прошу три доллара», и пошел к лестнице, ведущей наверх, не дожидаясь ответа, ибо божья помощь испрашивалась Суинтоном в размере трех долларов, и я счел бы кощунством просить хотя бы на цент больше. Проходя мимо конторки портье,[3] я спросил у него номер комнаты, которую занимал генерал, и, придя туда, застал генерала Майльса, занятого блаженной возней с собакой. Я сказал:

— Мне очень жаль, но я пришел за собакой.

Он был поражен и сказал:

— За собакой? Но это же моя собака. Вы продали ее мне и получили за нее столько, сколько просили.

— Да, — сказал я, — это верно, но мне придется ее забрать, потому что ее нужно вернуть хозяину.

— Какому хозяину?

— Хозяину собаки. Это не моя собака.

Генерал был изумлен еще более и на минуту, видимо, лишился дара речи. Потом он сказал:

— Вы хотите сказать, что вы продали чужую собаку и сделали это сознательно?

— Да, я знал, что это чужая собака.

— Как же вы ее продали?

Я сказал:

— Вы задаете странный вопрос. Я продал ее потому, что вы просили меня об этом. Вы предложили купить собаку — вы не можете этого отрицать. Я не навязывал ее вам, я вообще не помышлял о том, чтобы продавать ее, но мне казалось, что если мне представляется возможность оказать вам услугу…

Он прервал меня на полуслове:

— Оказать мне услугу! Это самый поразительный способ оказывать услуги, о котором мне приходилось слышать. Подумать только — продать мне заведомо чужую собаку!

Тут я прервал его и сказал:

— Вы спорите не по существу. Вы сами сказали мне, что такая собака может стоить сто долларов. Я взял с вас три доллара, разве это не доказывает мое бескорыстие? Вы предлагали уплатить больше, вы это помните. Я же взял у вас три доллара, вы не можете этого отрицать.

— Боже мой! Какое это имеет отношение к делу? Суть в том, что собака не ваша, неужели вы этого не понимаете? Вы, очевидно, полагаете, что в продаже чужой собаки нет ничего худого, если вы продаете ее по дешевой цене. В таком случае…

Я сказал: