Лу всегда отлично улавливал мое физическое и эмоциональное состояние. Сейчас он точно знал, что со мной что-то неладно, и надеялся, что если понюхать, полизать меня как следует и посидеть у постели, сверля меня взглядом, все непременно наладится.
— Хватит играть в сиделку, приятель. Иди поспи.
Пару дней я ничего не делал, только лежал, прикладывал лед к спине, пил болеутоляющее, читал и смотрел телевизор.
— Дневные программы – тоска зеленая, — сообщил я Лу. Тот рыкнул и тронул лапой мой лоб, словно проверяя температуру.
Позвонил Билли и велел срочно выходить на работу: Большой Боб опять все перепутал, и если я не наведу порядок, ему будет грозить немедленная смерть или депортация.
— Он же родом из Сан-Франциско, Билл.
— Плевать. Куплю ему гражданство Камбоджи, а потом депортирую к черту.
— Его задницу еще поди с места сдвинь!
— Представляешь, сколько из него дерьма выходит?
— Мне надо лечиться.
— Ладно, отдыхай до понедельника. Но потом – на работу!
Днем позже я сумел добраться до ближайшей больницы. Они решили, что это просто растяжение, и прописали мне викодин.
— Это лучше, чем ибупрофен и самбука, — заплетающимся языком сообщил я вечером Лу и отрубился.
Ночью, хотя прежде он никогда со мной не спал, Лу тихонько забрался на постель и свернулся калачиком рядом. Проснувшись, я обнаружил у себя на плече его лапу, а морду – у своего носа. Стоило открыть глаза, и он принялся меня вылизывать.
— Фу! — Я попытался утереться, но покрывало было мокрым и все в шерсти. Но в последний момент я все же передумал его прогонять и разрешил остаться. Он улегся обратно со вздохом. Мне кажется, он впервые за свою жизнь осознал, что я не какое-то мифическое божество, а простой смертный, из плоти и крови.
Много лет спустя выяснилось, что на этой разгрузке я заработал себе смещение двух поясничных дисков. Боль в спине отныне стала моей постоянной спутницей, но именно благодаря ей я и решился воплотить в жизнь план, который вынашивал уже какое-то время.
Через неделю после приезда Нэнси устроилась на работу в крупную страховую контору в Сиэтле, на более высокую зарплату, чем была у нее в Лос-Анджелесе. Задерживаться в компании Маринелли мне больше не было никакого смысла.
— Как думаешь, ты сможешь жить со мной и с Лу постоянно и чтобы никого из нас не убить? — спросил я у нее. Квартира с каждым днем приобретала все более обжитой вид.
— Я никогда не смогу убить Лу, — ответила она.
Деньги мне, конечно, были нужны, но я точно знал, что если задержусь в конторе Билли еще хоть на неделю, то закончу свои дни либо в инвалидной коляске, либо в сумасшедшем ломе. Я любил его как брата, но работать на него было хуже, чем учиться водить машину у своего деда.
И тогда пришел черед Большого Плана. Еще в Лос-Анджелесе я выяснил все что мог о лицензированных школах обучения собак по стране, и оказалось, что одна из них расположена как раз в Ботеле. Она называлась «Академией собаководства» и считалась довольно престижной. Ее основателями были Джек и Колин Макдэниелы, они же там и преподавали. Если сулить по отзывам, академия бралась за самых сложных собак, от которых отказывались все остальные: агрессивных, запуганных, стремящихся доминировать, невротичных, больных – они не отказывали никому и брались за задачи самой высокой сложности. Владельцы привозили сюда проблемных собак отовсюду. Для многих академия становилась последним шансом на спасение: если и здесь с собакой ничего не удалось бы сделать, хозяева были готовы на эвтаназию.
Основным «тайным оружием» академии был интенсивный месячный курс обучения с проживанием, благодаря которому во все аспекты жизни и поведения собаки вносились нужные коррективы. В самых сложных случаях собаку на этот срок полностью разлучали с хозяевами и домашним окружением, где сформировалось и закреплялось неправильное поведение. Если можно так выразиться, собаки проходили полную «перезагрузку»: их заново обучали хорошим манерам, общительности, послушанию и положительному взаимодействию с людьми.
Пройдя первичную диагностику и оценку, каждая собака получала личного тренера, который осуществлял за ней постоянный присмотр. Несколько дней такой тренер работал с собакой в одиночку, на постоянной основе, а затем вносил ее в общий график, чтобы собака каждый день работала с другим человеком. Таким образом собаке внушалось, что хорошие манеры должны относиться не только к избранным двуногим, но ко всем людям без исключения.
Однако это был не просто собачий тренировочный лагерь. Даже самые хорошо обученные псы на свете могут быть непоправимо испорчены владельцем, у которого недостает знаний или желания заниматься с питомцем. Поэтому хозяев тоже следовало обучать. Они приезжали раз в неделю и изучали основы дрессировки и анализа поведения животных. Им объясняли, как поддерживать и закреплять те навыки, которые получит в академии их пес. Месяц спустя и собака, и ее хозяева были готовы начать новую жизнь.
— Но ты же не можешь просто так туда прийти и попроситься на работу, — сказала Нэнси.
— Почему?
— А опыт? А резюме?
— Вот. — И я потрепал Лу за ушами.