Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя

Домовладелец не ответил на мой звонок. Он никогда не отвечал. Я оставил сообщение, в котором были слова «департамент здравоохранения», «сантехник», «судебный иск», «желудочные бактерии», «дерьмо», а также некоторые эпитеты, которые нельзя привести в книге.

Он перезвонил через пять минут.

Эта квартира была забавным местом. Здесь я закончил первую книгу и написал половину второй, тоже в соавторстве с Нэнси Баер, под заголовком «Вожак стаи», о том, как важно для собаки ощущать главенство. Наш агент сумел довольно быстро продать и ее тоже, так что я внезапно начал зарабатывать писательским трудом.

Однако протекающие трубы, старая проводка, пьяные ссоры, ночные гулянки и вопли соседей мне изрядно надоели. После захода солнца на улице появлялись торговцы наркотиками и прочая братия, так что честному человеку невозможно было спокойно пройти. Для мемуаров это было, разумеется, довольно живописно, но для повседневной жизни тихого человека с собакой – несколько чересчур, и я стал подыскивать новое место.

Какое-то время я вел совершенно монашеский образ жизни, проводя вечера со своей собакой. Потом полгода длился мой роман с красоткой из Портленда, с которой мы познакомились в клубе. Все закончилось, когда она призналась, что одновременно встречается с пожилым дантистом в Лос-Анджелесе, к которому она летает первым классом, вымогает у него подарки, наслаждается роскошью, а потом возвращается ко мне в Портленд и получает все то, чего ей, видимо, не мог дать стареющий дантист.

Мы с Лу много работали. Я воспитал, должно быть, тысячи собак, так что под конец все они начали сливаться в одного многоголового пса. «Спокойной ночи!» – кричал я ему в окно каждый вечер, и Лу тоненько подвывал у меня за спиной.

В академии на большой лужайке мы завели овец и стали пускать к ним собак. Некоторым это нравилось, другим не очень. Были и такие, которых приходилось уводить как можно скорее, пока овцы еще целы. Увы, но среди них оказался и Лу.

Он всегда был охотником и зорко отслеживал любую белку, хорька или хомяка, попадающего в поле зрения – любого зверька, который подходил под определение еды. Я приучил его сдерживать охотничьи инстинкты, но овцы, вероятно, затрагивали какие-то слишком глубинные струны.

В римской армии ротвейлеры охраняли овец на длительных переходах, и немецкие овчарки тоже признанные пастухи, так что я надеялся, Лу унаследовал все правильные гены. И поначалу, когда мы выпускали его к овцам, он отлично себя вел. Быстрота, скорость реакции и ловкость позволяли ему быть отличной пастушьей собакой. Он не позволял им разбегаться, заставлял сбиваться вместе, за этим было весело наблюдать.

Однако в рацион Лу всегда входила ягнятина, иногда даже сырая. Он обожал этот вкус, и спустя пару дней, как он впервые увидел овец, в голове у него что-то щелкнуло. Он понял, что вокруг неисчерпаемый источник еды, и вместо того, чтобы пасти овец, он принялся их кусать. Сильно. Так, чтобы отгрызть кусок.

Так завершилась короткая пастушья карьера Лу. Это было единственное, с чем он не справился. Но с учетом того, каким хищником Лу был в детстве, ничего удивительного, что овец он воспринимал как огромные мешки с собачьим кормом.

Лу всегда тремя лапами стоял в моем мире, но четвертой – где-то еще. Порой, когда он носился по лесу или замечал на тропинке оленя или енота за изгородью, я видел эту четвертую лапу, и я очень дорожил тем, что Лу – такой, как он есть.

Единственное хорошее, что мне оставила на память о себе красотка из Портленда, была любовь к живой музыке. По выходным я стал ходить по клубам и слушать блюз, который в ту пору играли повсюду. Любители музыки переходили вечерами из одного клуба в другой, общались, выпивали, слушали разных исполнителей и танцевали до упаду В одном из таких клубов я и познакомился с Никки, которая вернула мне веру в женщин и подарила Лу дом на ближайшие пять лет.

— Ты всю ночь собираешься стоять с этой банкой? — спросила она, пританцовывая. Рядом были ее друзья, а на сцене играл коллектив, в котором выступал ее муж. Я жался в углу, как подросток, тогда как они резвились на танцполе, залитом пивом.

— Нет, наверное. — Я принял приглашение, влился в толпу и стал развлекаться, как мог. Никки была миниатюрной, забавной и очаровательной – а также, как я вскоре выяснил, замужней матерью двух сыновей. Но она не могла смотреть спокойно, как кто-то рядом дуется и изнывает от смущения, когда она пляшет, веселится.

Так я познакомился с Никки и ее компанией, не пропускавшей ни одной музыкальной вечеринки по выходным. Ее муж (которого, как и меня, звали Стивом) играл на гитаре и пел в группе, которую основал еще в колледже, и хотя ему было уже за тридцать, он по-прежнему выступал по всему городу бесплатно, просто ради удовольствия.

Мне было с ними весело, я танцевал, пока не отвалились ноги, а рубашка не промокла от пота. Целый год я провел в пустых сожалениях и страданиях и наконец-то вернулся к жизни.