... Он начал медленно и глубоко дышать, чтобы разогнать адреналин. Первая пулеметная очередь прошла высоко над головой. Трассеры, ударяясь в нависающую скалу, рикошетом отскакивали в разные стороны, высекая искры, отдаленно напоминающие фейерверк из «гражданки», уже такой далекой и нереальной с ее ночными дискотеками, торопливыми поцелуями в подъезде, радостным хмельным ощущением свободы и счастья.
И тут же, вторя пулеметчику, с левой обочины, из редколесья, заработали автоматы боевиков. Сделав кувырок в сторону, он сбросил предохранитель в крайнее нижнее положение и, скорее ощутив, нежели увидев прорезь прицела, произвел три быстрых выстрела, целясь чуть ниже ближайших вспышек. Видимо, пули не пропали даром, и бешеная пляска проклятого огненного язычка погасла. Только теперь он начал приходить в себя и трезво прокачивать ситуацию. Засада. Спасибо Аргону, который предупредил. Справа, там, где был сержант, что-то неподвижно чернело. Стрельба прекратилась, как будто и не было несколько секунд назад сумасшедшего свинцового дождя, обрушившегося на наряд. Духи меняли позиции, понимая, что сразу накрыть всех не удалось и предстоит затяжная игра в кошки-мышки. Тревожило молчание старшего. Стараясь производить как можно меньше шума, он приблизился к лежащему сержанту, который дышал прерывисто, со свистом. Пододвинувшись вплотную, шепнул в самое ухо: «Ты как?» В ответ старшой постарался улыбнуться, но получилась вымученная гримаса боли. Достав из левого нагрудного кармана перевязочный пакет, начал накладывать бинт, пытаясь остановить кровь. Рядом лежал пес, уже спасший им сегодня жизнь, настороженно всматриваясь в темноту. «Аргон, хорошо! Охраняй! Чужой!» – на всякий случай прошептал он, обращаясь к четвероногому бойцу. Послышался слабый шорох: это подполз второй солдат, призванный всего лишь полгода назад и не имеющий достаточного боевого опыта. В случае продолжения атаки большой надежды на него не возлагалось. Определив ему сектор для наблюдения, он попытался оттащить сержанта в складку у подножия скалы. Хорошо еще, что у нападавших не было приборов ночного видения, а то бы уже давно лежали, уставившись неподвижными взглядами в беззвездное небо. А так ничего! Так еще повоюем! Отчего-то настроение неожиданно улучшилось, и гостевой визит в небесную канцелярию уже не представлялся таким неизбежным, как минут пять назад.
Застонал сержант, истекавший кровью, и даже неспециалисту было видно, что с каждой секундой он все больше угасает, держа себя в сознании исключительно силой воли. Решение было только одно: вдвоем попытаться пробиться и вынести раненого.
Он бросил в сторону, подальше от себя, камень, и когда тот со стуком упал на полотно дороги, тут же завел свою «шарманку» вражеский пулеметчик, светящимися штрихами прочесывая место падения булыжника. Ответный огонь открывать было нельзя, чтобы не раскрыться.
Он склонился к собаке, поцеловал в такой знакомый, холодный, влажный нос и негромко произнес: «Аргон! Чужой! Фас!» Услышав долгожданную команду, пес бесшумно рванулся в сторону всполохов пулеметного огня. Солдат, следуя классической тактике ближнего боя, перекатами, меняя позиции, начал стрелять в бандитов с единственной целью: отвлечь их на себя и дать возможность маленькому отважному четвероногому воину совершить свой последний подвиг. Он даже не сразу понял, что пулемет захлебнулся на середине унылой смертельной песни. Раздался страшный крик на гортанном языке, послышался треск сухих веток. Боевики спешили на помощь своему пулеметчику, с которым происходило что-то непонятное.
Этого всего он не слышал. Тяжело ступая, нес на себе умирающего сержанта. Молодой прикрывал отход, следуя в пяти шагах позади. Он знал, верил, чувствовал, что они ушли, что старуха смерть на этот раз обошла их стороной, что он донесет раненого командира до своих. Сержант обязательно поправится, и не придет в его дом военкоматовский офицер с казенной скорбью на лице. Но это все будет потом, в будущем, думать о котором было плохой приметой, а сейчас глаза застилали слезы, и он тихо шептал: «Аргоша, милый! Прости меня! Прости!»
