Собеседник. Выпуск 6

Своих же соплеменников и единоверцев обирали и богатеи туземных племен. Так якутов и народности Северо-Востока грабили якутские купцы: Кривошапкин, Никифоров, Эверстов. Чудовищным притеснениям подвергались рабочие-казахи на золотых приисках «правоверного мусульманина» Ахметши Валитова.

Грабеж довершали служители религиозных культов: православные попы у насильственно крещенных народов, муллы у мусульман, ламы у буддистов. Все они собирали обильную «дань» товарами, продовольствием и деньгами с населения за богослужение, так же как шаманы за камлания над больными.

Образно воссоздал картину жизни своего народа до революции очевидец — алтайский сказитель Н. У. Улагашев:

Даже вспомнить и то тяжелоГорем согнутый старый Алтай…Нас когтями и клювом терзалКоршун бешеный — царский закон.

Он зайсана, купца охранял,Бая чтил за посланца богов,С бедняка по две шкуры сдирал,

В три погибели гнул батраков.

Подобные воспоминания о тех жутких временах полного бесправия, мучений, постоянного голода и даже вымирания сохранились в памяти всех коренных народностей Сибири.

Особенно катастрофически сокращалось население у малых народностей Севера, наиболее отсталых в хозяйственном и культурном отношениях, сохранявших и в начале XX века многие пережитки патриархально-родового строя. Большими группами люди гибли от голода в годы массового падежа оленей от бескормицы, в годы плохой охоты. Но царскому правительству до этого не было дела. Когда, например, в неблагоприятном 1906 году якутский губернатор запросил «о монаршей милости к вымирающим племенам»: временно снять непосильную подать мехами с голодающих эвенков, эвенов и других малых народностей, из Петербурга ответили отказом.

Социальные болезни на Севере и Северо-Востоке, как нигде и никого, поразили малые народности в то время: так среди эвенов 40 % населения страдало туберкулезом и столько же трахомой. Широко распространены были инфекционные заболевания.

Немногим лучше была жизнь оседлых якутов. Тойоны владели землей и скотом. Каждый десятый крестьянин-якут вообще не имел, скота, шестая часть крестьянских хозяйств не имела коров и больше половины не имели лошадей и оленей. Земледелие в условиях сурового северного климата с его коротким летом и ранними заморозками часто не оправдывало себя: при неурожаях не удавалось собрать даже то количество зерна, которое ушло на посев. И в эти часто повторяющиеся голодные годы тысячи бедняков-якутов спасались от полной дистрофии и голодной смерти отваром из сосновой коры (заболонью) с корневищами ряда растений.

Жилище якута-бедняка начиналось с хоттона — помещения для скота. За легкой перегородкой вокруг камелька — очага, топившегося круглосуточно, иначе жилище моментально промерзало через дыру в крыше, служившую дымоходом, располагались люди. В короткую теплую пору беднота от зари до зари надрывно трудилась, чтобы успеть заготовить на зиму продовольствие, сено, дрова. И в первую очередь отработать побольше, сколько удастся, кабальные долги тойону. Примитивными орудиями — топором, косой-горбушей бедняк заготавливал десятки возов сена и дров для своего дома и еще в несколько раз больше для тойона — «благодетеля». Горе было тем, кто не успевал подготовиться к зиме. Идти в лес в плохой одежонке и обуви за вязанкой дров в пятидесятиградусный мороз — означало рисковать здоровьем и жизнью, любой нечаянный вдох горлом вызовет обморожение легких, кровотечение, а как не дышать при напряженной работе? Еще тяжелее была доля женщины-якутки, которой приходилось круглогодично ухаживать за скотом, с весны до осени доить коров тойона, заготавливать «дары леса», шить и чинить одежду, заниматься всеми делами по дому. Трудились беднячки с детского возраста, после замужества ежедневно до 18 часов в сутки. И к 35—40 годам они превращались в дряхлых старух.

Не лучшей была участь и народов южных областей Сибири, Алтая.

Так в Омском уезде в 1908 г. около тысячи семисот хозяйств казахов из обследованных 2,5 тысячи обнищали до крайности, и беднота пошла обслуживать богачей-баев. В отчете чиновников, проводивших это обследование, в частности, говорится, что положение разорившихся людей «очень незавидное и даже печальное и крайне приниженное… Одеты в невозможное рванье. Нередко ходят полунагие… Сами хозяева относятся к этим своего рода париям с полнейшим презрением. Не пускают их дальше порога, не дают, а бросают им, как псам, обглоданные кости, и эти несчастные, действительно, как собаки, валяются на земле в углу юрты и ловят бросаемые им объедки».