Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

<…> мы встретили другую группу беглецов, в которой находились Гольдфарб, два кавказца и двое сбежавших советских военнопленных. Все вместе мы примкнули к одной группе украинских партизан, в которой было несколько евреев. Однажды я отправился с Гольдфарбом за продуктами. Когда мы вернулись, два кавказца и евреи были убиты. Мы убежали, понимая, что та же участь ждет и нас. Мы долго скитались, потом встретили группу партизан евреев <…> Вместе мы сражались и вместе мы примкнули к польской армии. В конце войны, наша группа насчитывала примерно сто бойцов. После войны я уехал в Израиль, где я женился. Сейчас я офицер в израильской полиции.

Из Хелма в Собибор.

Свидетельства Хаима Тренгера

Я родился в Хелме. У меня была жена и двое детей. Они были убиты, а я отправлен в лагерь Собибор.

В сентябре 1939 года Хелм бомбили два раза, более 250 убитых и в октябре немецкая армия оккупировала Хельм, были взяты заложники, которые были гарантами повиновения еврейского населения.

1 октября заложникам поручили, чтобы все мужчины от 15 до 60 лет, явились на базарную площадь. Мы попытались спрятаться, но эсэсовцы устроили облаву и схватили 2 тысячи человек. Схватив людей, они отняли у них деньги, часы, драгоценности и направили их в Хрубешув[617]

. Женщины и дети хотели следовать за мужчинами, но эсэсовцы стреляли по толпе. Из двух тысяч человек, которые вышли из Хелма, только 600 достигли Хрубешув.

В Хрубешув эту толпу направили в Сокулу[618], к русско-немецкой границе. Во время этого перехода еще 200 человек было убито. Русские пограничники не позволяли перейти в СССР. Тогда эсэсовцы столкнули людей в реку, большинство из четырехсот там утонули.

Выжившие были заключены в гетто, потом мы должны были носить повязки. Мы получили приказ приветствовать каждого немца, потом нам запретили носить обувь на кожаной подошве. Деревянная подошва сообщала о нашем приближении.

С началом русско-немецкой войны, положение усложнилось. Сначала в Хелме собрали евреев из Чехословакии и жителей соседних деревень. Потом Хелм превратили в тренировочный центр для власовцев. Власовцы грабили и терроризировали нас с благословения немецких властей.

Сначала я потерял жену, потом однажды, когда я работал на оккупанта, всех детей из гетто увезли. Эсэсовцы утверждали, что они позаботятся о них лучше, чем мы могли бы это сделать. Я остался один, потерявший всякую надежду. При первой облаве я попал в Собибор.

В Собиборе

22 мая 1942 года меня и еще более ста человек погрузили в товарные вагоны, чтобы отправить в Собибор. Там мы провели 48 часов, прежде чем поезд отправился. Многие умерли в дороге. По прибытии мы отупели от голода и усталости, не способны были реагировать на оскорбления и удары. Нас быстро выгрузили. Наугад эсэсовцы отобрали несколько мужчин, а других отправили куда-то.

В Собиборе голод и лишения гетто становились прекрасными воспоминаниями. Я должен был работать на строительстве булочной. Эсэсовцы хотели изготовлять свой хлеб на месте. На работе я поддерживал себя говоря: «Не долго вам придется радоваться булочной. Мы находимся в пасти у волка, но не останемся там».

Когда разразилось восстание, оно спасло нам больше, чем жизнь. Оно нам вернуло веру в самих себя. Мы евреи, существа самые несчастные на свете, мы обезглавили убийц детей, мы всаживали пули в шкуру негодяев, в череп садистов.

Побег

После восстания, я побежал в лес, опьянев, точно выпил алкоголь. Я бежал всю ночь. На рассвете я был еще близок к аду. Со мной был один еврей из Варшавы. Днем мы прятались и ночью шли. Гонимые голодом, мы просили у крестьян хлеба, картошки и воды, спали в стогах сена. Но очень скоро мы не могли больше сопротивляться холоду. Тогда мы пошли и попросили одного крестьянина спрятать нас на чердаке. Варшавянин по профессии был портным, и в обмен мы предложили крестьянину сшить ему одежду. Он согласился и принес ткань. Мы работали всю неделю и сшили ему костюм. Когда работа была закончена, за нами пришли жандармы. Мы бросились на них и скрылись. Мой друг был убит, а мне удалось спрятаться, распластавшись на земле. Так я провел весь день. Вечером я поднялся и блуждал по лесу в поисках партизан. Так я провел много дней, питаясь сырой картошкой и грызя корни. Однажды утром после ночи, проведенной под деревом, я увидел перед собой крестьянина с лопатой в руках, который разглядывал меня. Я сделал вид, что хочу достать из кармана револьвер — и он с криком убежал. В следующий раз ко мне стала приставать группа поляков, которые насмехались над несчастным евреем, который был совсем один в лесу. Я возмутился, крикнул, что я поляк, и попросил их провести меня в ставку командования партизан. Моя дерзость спасла меня, потому что они отвели меня к офицерам, которые приняли меня и направили в подразделение. Я отдавал борьбе все силы, так как я всегда помнил о мучениях Собибора.