Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Во время подготовки восстания связи между русскими военнопленными укрепились, так как секретность была залогом успеха. На поздних стадиях подготовки другие узники помогали прятать Печерского и заботились о том, чтобы он получал работу полегче и мог быть более-менее незаметным для немцев. Эти меры дали ему пространство для детального планирования. Он полагался на нескольких верных русских друзей и других, включая Фельдхендлера, которого убедил, что сражение — единственный выход. Одиночные попытки побега провалились, и, как русский солдат, А.А. Печерский хотел сразиться с врагом. Он был поражён, что мятеж до сих пор никто не организовал.

Более того, русские образовали тесный круг, они резко негативно относились фашизму, имели общий язык, шутки и чувство гордости. Они бросали вызов спокойствию немцев, как рассказал А.А. Печерский в воспоминаниях: «10 октября: я увидел офицера СС с рукой в гипсе. Мне сказали, это Грейшут вернулся из своего отпуска. Он был ранен в русском авианалёте[118]. Цибульский предложил: если Френцель прикажет спеть, мы поприветствуем Грейшута песней летчиков и споём громко. Отлично, мы споём громко сегодня! Так и вышло. Обершарфюрер Френцель пересчитал нас быстро и скомандовал отход. Русские должны были петь. Цибульский подмигнул нам и мы запели: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». И когда мы проходили ворота, мы маршировали и пели: «Всё выше, и выше, и выше стремим мы полёт наших птиц…» Наш Авиамарш оскорбил Грейшута до глубины души. Возбуждённый, с красными глазами он подбежал к нам и начал возмущаться. Мы поклонились, чтобы избежать избиения, но не прекратили петь. 28 сентября, через неделю после того, как я прибыл в лагерь, я знал всё про ад Собибора. Я знал точные места, занимаемые персоналом, охраной и арсеналом»[119]

.

Позже, во время подготовки к восстанию, А.А. Печерский познакомился с Люкой, дочерью немцев, сбежавших в Амстердам, и, судя по тому, что он и другие писали, у них могли быть близкие отношения, но, очевидно, это не было сексуальной связью. Она пасла кроликов, которых любили есть немцы. Она видела голых людей, проходящих по Schlauch, потому что был просвет между досками и ветками забора. Она рассказала об этом А.А. Печерскому. Люка описывается как восемнадцатилетняя девушка из Голландии, но на самом деле она была немкой, чьё настоящее имя Гертруда Попперт-Шёнборн. Она родилась в Германии 29 июля 1914 г., так что когда А.А. Печерский её встретил, ей должно было быть двадцать восемь. И всё же он её описывает как восемнадцатилетнюю, и возможно мы никогда не узнаем, действительно ли это была она. Некоторые авторы и режиссёры романтизировали их отношения. Большинство упоминают Люку и её помощь при подготовке восстания. Больше двух лет прошло, как А.А. Печерский покинул семью, он не знал, что случилось с его женой. Точно известно, что ему нравилось сидеть с Люкой и он находил некоторое утешение в дружбе с ней, что было признаком его желания жить. Когда началось восстание, она дала ему рубашку, которую он сохранил на все оставшиеся годы войны и которая до сих пор часть его наследия в Ростове-на-Дону. Конечно, были примеры людей в лагере, которые влюблялись, что было другой формой борьбы с расчеловечиванием.

Перелом наступает

Когда 18 сентября прибыл А.А. Печерский, немцы уже проигрывали войну. Составы, шедшие через Беларусь и Восточную Европу, были забиты ранеными немецкими солдатами, направлявшимися на лечение в Германию, и это был подъём боевого духа русских солдат. Они видели раненых, они знали, что должны пережить войну. Для немцев больше не было безопасных мест. Если они искали передышки дома, они обнаруживали, что немецкие города подвергались ежедневным бомбёжкам, там царило разрушение и страх. Как мы понимаем, наступал переломный момент. Это была надежда на выживание для узников лагеря, и они задавались вопросом: как скоро наступит свобода. Будет ли это вовремя? Выживут ли они?

В свою очередь, немецкие охранники знали о массовых смертях и голоде немецких солдат в России. Ostfront (Восточный фронт) из победного места превратился в поле поражения, бойню и голод. Они не хотели там быть, так что продолжали выполнять свои обязанности в лагере, как и украинцы, все — в надежде выжить.

Быть охранником в Собиборе было относительно безопасно и уж точно менее опасно, чем на бойне Восточного фронта.