Собиратель бабочек

Я слушал Анну и смотрел на фотографию, где Генри робко прижался к матери. Всматривался в ее лицо, которое не говорило ни о чем. Я не знал, что в рассказе Анны было пересказом слов Генри Ружички, а что ее собственной выдумкой, смешавшейся с детскими сказками. И как обстояло дело в реальности? Что было реальностью: тот момент, когда Генри увидел бабочку, или попытка Анны Принц семьдесят лет спустя вспомнить день, о котором ей поведали одной ветреной ночью? Соткалась ли реальность для Генри в то мгновение, когда он поймал бабочку, или позднее, когда все стало обретать ясность в его сознании и сне? Может быть, реальность родилась именно сейчас, когда я написал эти слова, или же реальность — это какой-то итог всего виденного и слышанного, вечно изменяющийся, находящийся в постоянном движении, ежедневно обретающий новую форму… Пока я думал об этом, Анна встала из-за стола, было уже темно, стрелки часов приближались к десяти. Она подошла к окну, ее лицо отражалось в стекле, но, как и образ Генри Ружички, ее отражение не было единым, свет поделил его на части, которые медленно скользили друг к другу, снова отдалялись, и, когда я посмотрел в окно, перед которым она стояла, мне показалось, что за ним нет ничего — лишь ночь и пустота.

10

Спал я беспокойно, находясь на границе между сном и явью, часто просыпался, мне слышался голос бодрствующей в комнате Анны Принц и какой-то затихающий голос, свист кипящего чайника, шум ветвей; и, когда я в очередной раз проснулся, за окном была ночь, скупой свет медленно просачивался в комнату, на столе стояла деревянная шкатулка, внутри которой трепетал лоскут с засохшей кровью; я ощущал простыни, развешанные на веревке, их тяжесть, они раскачивались на ночном ветру, их белизна манила ночных бабочек, коконопрядов, сатурний, лемонид, бражников, пядениц. Тени бабочек мелькали на ткани, я слышал бесшумные удары крыльев, разрезающих воздух, ощущал трепет усиков и одновременно был далеко от дома, в глубоком прошлом, в будущем, приходящем откуда-то из темноты. И еще — утром, когда я уже совершенно проснулся, то почувствовал, что чего-то не хватает, как будто Анна пыталась рассказать мне то, чего и сама не понимала, что многие годы пребывало с ней, но осталось тайной. За окном тихонько моросил дождик, и я решил дождаться, пока он перестанет. Утро я провел в своем номере за чтением дневника Генри Ружички. Двадцать четвертого августа 1963 года он находился в деревне Гарда на западном берегу озера Гарда и жил в отеле «Монте Балдо». Он записал: «Сегодня дождь. Небо как мокрая тряпка. Перед отелем кошка. Спряталась в углубление оконного проема. Вчера на южном склоне Монте-Карцен красивая Pamassius mnemosyne, высота 1500 метров над уровнем моря. Шесть особей Erebia ottomana, три особи Hamearis lucina,

внимание, август! Прочие наблюдения: шесть Papillo machaon, вторая генерация, одна Melitaea aurelia, кроме того,

podalirius, brassicae, rapae, mannii, icarus, malvae, briseis (самка). В саду при отеле A. iris, которая совершенно заворожила своим видом нескольких постояльцев. За пять дней в общей сложности 53 вида. Необходимо остаться еще на день-два, хотя бы из-за phoebus.

Перекусил на высоте четырехсот метров, вечером возвращение в отель, опять та же кошка. Поднялся ветер, завтра обещают ясную погоду».

Я пролистнул еще несколько страниц, стараясь понять, нашел ли Генри своего «фебуса». Не обнаружив более ни единого упоминания о бабочке, я положил тетрадь себе на грудь. Она вздымалась в такт дыханию. Дождь на улице прекратился. Я вынул заложенное между страницами старое свидетельство о браке, согласно которому в 1924 году в Хельсинки Анетт Браун вступила в брак с неким Йоханнесом Бергом, примерно через четыре года после того, как пропала из жизни Генри. Я рассматривал листок бумаги и чувствовал, как из окна в комнату вливается свежий, умытый дождем воздух. Ощущал, как под струей воздуха страницы дневника одна за другой приходят в движение.

В четыре часа я сидел на кухне у Анны Принц, но, в отличие от предыдущего дня, она была молчалива и за все время произнесла лишь несколько слов. Вероятно, что-то в ее воспоминаниях или рассказе тяготило ее, а может быть, она просто устала. Я предложил ей перенести встречу на следующий день, дождливая погода привела в уныние и меня, но она помотала головой и попросила остаться. Анна сказала, что я непременно должен попробовать томатную пасту, которую она сберегла с прошлого года. Осталось еще несколько банок, и сейчас паста должна быть особенно вкусной. Если заготовки простоят зиму и следующее лето, то в томатах проявляется их истинный аромат.